Я пытался вспомнить Диану, взгляды и жесты которой показывали, что она влюблена в меня, хотя, возможно, лишь полуосознанно. И которую всегда сдерживали силы для меня непостижимые: её отец, Джейсон, «Спин». «Спин» связал нас и разъединил, запер в соседних комнатах, разделённых глухой перегородкой.

Я миновал Эль-Сентро, когда местное радио сообщило о «повышенной полицейской активности» к западу от Юмы и о трёхмильной пробке впереди. Я решил не рисковать и пустился в объезд по местной дороге, на карте выглядевшей весьма неплохо, через пустыню на север, чтобы выйти на «Интерстейт-10» на пересечении границы штата у Блайза.

Эту дорогу тоже отнюдь нельзя было назвать пустынной, хотя движение на ней всё же не застопоривалось. Мерцание искажало мир, заставляло думать, что верх светлее низа. То и дело от северного до южного горизонта вытягивалась причудливо изломанная колеблющаяся дуга, как будто проникающая снаружи сквозь мембрану «Спина», как будто к земле прорывались искры полыхающей Вселенной.

В моём кармане лежал телефон, номер которого знала Диана, на который звонил Саймон. Позвонить обратно я не мог, данные звонившего в памяти не остались, номера телефона их фермы я не знал — если они всё ещё на ферме. Да и в справочниках он наверняка не числился. Я надеялся, что снова раздастся звонок. Надеялся и боялся.

У Пало-Верде, где дорога приблизилась к шоссе штата, движение стало более плотным. Уже миновала полночь, я делал не больше тридцати миль в час. Клонило ко сну. Я нуждался в отдыхе. Но останавливать машину и спать в ней — благодарю покорно. Я проехал мимо нескольких стоящих на обочине машин. Каждую из них выпотрошили, все они зевали в небо распахнутыми багажниками.

К югу от мелкого городка по имени Рипли фары на мгновение высветили старый выцветший щит мотеля, к которому ответвлялась двухполосная дорога с разбитым покрытием. Я свернул и через пять минут оказался у ворот компаунда, который действительно сильно смахивал на мотель. Двухэтажное здание изгибалось подковой вокруг плавательного бассейна, казавшегося пустым под мигавшим небом. Я вышел из машины и нажал на кнопку звонка.

Ворота управлялись дистанционно, с какого-то пульта, находящегося в здании. С высокого шеста за воротами на меня уставилась видеокамера величиной с ладонь. Вмонтированный в столб ворот динамик вдруг щёлкнул, зашипел, и я услышал доносящуюся откуда-то из коридора или погреба мотеля еле слышную музыку. Затем её заглушил грубый металлический мужской голос. Весьма недружественный:

— Сегодня приёма нет.

Я подумал секунды три и снова нажал на кнопку. Голос вернулся.

— Я что-то неясно разъяснил?

— Заплачу наличными, — решительно заявил я. — Торговаться не буду.

— Нет-нет, сожалею, но это исключено.

— Слушайте, подождите… Я могу остаться в машине, во дворе, просто чтобы не торчать всю ночь на дороге. Может быть, за дом заеду, чтобы только с дороги не было видно, а?

Пауза. Я расслышал трубу, оттеснившую малый барабан.

— Нет. Сегодня — нет. Проезжайте.

Молчу. Стою, не двигаюсь. В пальмах и кустах надрываются кузнечики. Снова жму на кнопку. На этот раз ответ следует сразу же:

— Слушай, парень, мы тут вооружены и раздражены. Катился бы ты отсюда…

— «Harlem Air Shaft».

— Как?

— Музыка. Эллингтон. Пятидесятые прошлого века.

Ещё пауза. Долгая, но динамик не выключается.

Я почти уверен, что не ошибся, хотя Дюка Эллингтона не слыхал уж сколько лет.