|
— Тебе ещё таскать… Они спустились под откос, и Юра увидел железный гараж, к которому подходили рельсы. Рельсы были даже тоньше трамвайных, и колея напоминала ту, что прокладывают в городских парках для игрушечных паровозиков. Учитель отпер гараж, не входя, взялся за какую-то железяку — и выволок, будто за хвост, дрезину. Её когда-то покрасили голубой масляной краской, которая сейчас облупилась и кудрявилась. Мотор был укутан промасленным тряпьём. На боковом ограждении висел большой красный железный круг с белой цифрой «4». — Укладывай вещички, я сейчас… Николай Ильич, сбросив с мотора тряпки, открыл свой чемоданчик, вынул ключи, маслёнку, завёрнутые в полиэтилен свечи, что-то ещё — и склонился над мотором. Юра положил ношу под сиденье, а сам бездумно пошёл по шпалам. Буквально через полсотни шагов по обе стороны насыпи оказалась вода — тёмная, торфяная; из неё тут и там торчали мощные пучки болотной травы. Юра достал КПК, вызвал пеленгатор. Эля была сейчас в шестнадцати километрах. Ничего, подумал он, догоним. Потом, повинуясь импульсу, поднёс к губам гармонику… Слева была сплошная стена, а справа — не понять что: частокол вырастающих из земли сосулек, или исполинские тонкие острые зубы, или призраки древесных стволов, давно потерявших ветви и немного наклонившихся в разные стороны. В общем, какой-то страшноватый и очень высокий частокол. Сзади раздалось несколько громких хлопков, потом мотор прокашлялся и застучал сравнительно ровно. Юра обернулся. Учитель махал рукой: стой, мол, на месте. Юра подождал, когда дрезина подкатится, чуть отступил в сторону, ухватился за ограждение и легко запрыгнул на железную рифлёную площадку. Сел рядом с учителем, вдохнул сладкий запах сивухи. Ветерок овевал лицо. Хоть что-то в происходящем начинало ему нравиться. — …Ещё при Александре Благословенном поставили монастырь. И к источнику началось паломничество: одни детей просили, другие денег, третьи — чтоб корова у соседа сдохла… не знаю. Много чего. А потом в самом монастыре начались какие-то непонятные события, вроде как настоящие чудеса, описано это очень глухо, но Синод постановил полагать происходившее не чудесами, которые единственно от Бога, а кознями дьявола и смущением умов. И монастырь закрыли. И даже начали было разбирать, но тут пошли бунты, их перед отменой крепостного права много случилось, — и в этом бывшем монастыре обосновались разбойнички. Шалых среди крестьян на самом-то деле полно было, это русская интеллигенция всё их идеализировала. И несколько лет так длилось — никак их прищучить не могли. Наконец послали войска — чуть ли не два полка солдат и сколько-то казаков. Загнали разбойничков в эти развалины, сами почему-то не пошли, вокруг лагерем стали. Как раз зима была, самые тёмные дни… И впереди, и позади рельсы уходили в туман, из которого изредка выплывали тёмные острова, иногда с купами чудовищно искорёженных чёрных деревьев, а чаще заросшие лишь травой, медленно дрейфовали мимо, таяли. Становилось то темнее, то светлее; учитель сказал, что время сейчас примерно послеобеденное, и Юре пришлось поверить — все его часы стояли, включая внутренние; приедем к вечеру, сказал учитель. Пришлось поверить и в местную географию: для того чтобы добраться из точки А в точку Б, расстояние между которыми двадцать два километра, следовало либо пройти пятнадцать километров болотами, либо проехать шестьдесят. |
