|
— В пределах обычного, — нехотя процедил он. — Значит, вы писали брату? — Изредка… — И конечно, встречались, когда вы приезжали домой? Дойл почувствовал, что Александр колеблется. — Да, естественно, — наконец ответил он. «Ему не хочется говорить об этом, — подумал Дойл. — Он не хочет, чтобы у меня возникли какие-то подозрения. Странно. Выходит, Александр Спаркс просто недооценивает меня». — У вас были сложности в отношениях с братом? — Сложности? — Вы были с ним соперниками? Александр снова улыбнулся. — О нет. Вовсе нет. — Мальчики частенько объединяются против общего врага. С этой точки зрения ваши родители не были для вас таким врагом? — Простите, я не совсем понимаю. — Я пытаюсь уяснить, не испытывал ли Джонатан враждебности по отношению к родителям? — скороговоркой произнес Дойл. — Иными словами, не был ли тот страшный пожар чем-то большим, чем следствие некой случайности? Высказанное Дойлом предположение сразу успокоило Александра Спаркса. — Надо же. Интересно, — протянул он. — Признаюсь, доктор, мне часто приходила в голову эта же мысль. — В самом деле? А вы не могли бы припомнить, был ли у Джона какой-нибудь талисман или что-нибудь в этом роде? — бесстрастным тоном продолжал Дойл. — Такие безделушки — фетиши, как мы их называем, — помогают понять внутреннюю природу душевного заболевания. — Талисманы? — Это может быть все, что угодно: камешки, ожерелья, дешевенькие украшения, даже локоны волос. По лицу Александра пробежала легкая тень. Уж не догадался ли он об игре, которую вел Дойл? — Нет, ничего такого я не припоминаю, — сказал Александр, выглядывая из окна экипажа. Дойл в раздумье кивнул головой. — Агрессивного отношения к детям, в особенности к младшим, Джонатан никогда не выказывал? — Нет, никогда, — с некоторым раздражением ответил Александр. — А к женщинам? По мере того как он становился старше? — Нет. Во всяком случае я об этом ничего не знаю. — А когда вы почувствовали, что враждебность Джона направлена против вас? — Ни о какой враждебности по отношению ко мне я не говорил… — Значит, вы отрицаете… — Я не говорил… — Но враждебность все-таки была? — Он был очень нервным ребенком. — Может быть, он ревновал вас к матери? — Возможно. — Может быть, Джонатан считал, что любовь матери должна принадлежать ему одному? — О да, я думал об этом! — Возможно, он ревновал к ней и отца? — Разумеется, ревновал, — убежденно проговорил Александр. — Возможно, он думал, что стоит только устранить всех соперников, и ее любовь… — Совершенно верно! — То есть был только один путь, не так ли? — Да, наверное. |
