Вот тут, в этом зале, собрались люди, благодаря которым осуществляется прогресс в обществе, — представители тяжелой индустрии, международных синдикатов и военной промышленности такой мощи, какая вам и не снилась. Все могущество христианства похерено ими раз и навсегда.
Дойл посмотрел вдаль: последние лучи заходящего солнца освещали стену оранжевым светом. Визгливый голос Чандроса вывел его из минутного забытья.
— Взгляните на двор, доктор. Что вы там видите?
По двору, направляясь к фабрике, тянулась колонна рабочих, одетых в полосатую форму. Они были острижены почти наголо. Вооруженные охранники подгоняли колонну, резко звучали слова команды.
— Я вижу рабочих. Фабричных рабочих, — неуверенно произнес Дойл.
Чандрос радостно закивал головой, похлопывая Дойла по плечу.
— Вот и ответ. Люди, которых вы видите, до недавнего времени были тем, что называется «грязные отбросы общества». Это преступники, тупоголовые, злые, не поддающиеся перевоспитанию… Здесь эти худшие из худших — можете мне поверить, в тюрьмах были только рады отделаться от таких подонков — превратились в послушных работяг. Мы помогли им стать такими! Мы сумели освободить их от самих себя!
Дойл наблюдал за колонной внизу. Рабочие шли ровными рядами, несколько понурясь, однако никакого внутреннего сопротивления в них не ощущалось.
— А ведь недавно эти существа едва могли провести час в обществе друг друга без того, чтобы не затеять бессмысленную потасовку и не набить друг другу морду. Проблема насилия, связанная с проблемами жестокости, агрессивности и тому подобное. Сейчас, впервые в своей жизни, они вполне счастливы: сыты, одеты и… честно трудятся от восхода до заката!
«Теперь ясно, кто освободил Боджера Наггинса из тюрьмы… Надо признать, что их намерения практически ничем не отличаются от намерений Джека Спаркса по отношению к его преступникам в Лондоне, — в растерянности подумал Дойл. — Масштабы, конечно, не те. И надо бы выяснить, какими методами перевоспитания здесь пользуются…»
— Но как? Как вы этого добились? — спросил Дойл.
— Прямым вмешательством!
— В каком смысле? Объясните, пожалуйста.
— Один из наших коллег занимается этой проблемой очень давно. Он пришел в выводу, что фундаментальные основы личности формируются в мозгу. Но мозг — это обычный орган тела, такой же, как печень или почки, и его жизнедеятельность можно корректировать, хотя мы только-только начинаем понимать, как это делать. Вы врач, и вам не надо это объяснять. Так вот, мы уверены, что низменное в человеке — называйте как угодно — это что-то вроде болезни, наподобие менингита, холеры, короче говоря, проблема чисто медицинская. Это просто дефект мозга, и лечить его нужно соответственно.
— Лечить? Каким лес образом?
— В медицинской стороне дела я не очень-то разбираюсь, но профессор Вамберг будет рад, вероятно, изложить вам все в деталях.
— Это хирургическое вмешательство?
— Доктор! Лично меня интересуют результаты. Видите ли, мы получили обнадеживающие данные раньше, чем начали эксперименты над этими работягами. Весь обслуживающий персонал в Рэвенскаре — это, так сказать, зримые плоды нашего труда. Короче, дайте человеку второй шанс в жизни, и он, как собачонка, будет пресмыкаться у ваших ног до конца дней своих.
Второй шанс в жизни! Дойл почувствовал, как у него застучало в висках. «Серые капюшоны». Чудовища в музее. Роботы, лишенные разума и чувств. |