Стащив с рейнджера рюкзак, Карсон вынул оттуда пакет-аптечку и целиком вколол в оголенную голень дозу морфина.
Судя по зубовному скрежету, рейнджер начал чувствовать боль. Но тут его сморил морфин, и он свалился в полубессознательном состоянии. Было понятно, что, оставаясь здесь, они обрекают себя на гибель: видимость между порывами снежистого ветра не больше двадцати шагов, никого не видно. Взвалив рейнджера себе на спину, Карсон грузно пошагал.
Передвигался он по местности, хуже которой и не придумаешь: всюду каменюки под слоем снега, о каждый из которых можно запросто вывихнуть или сломать ногу. Помимо собственных девяноста килограммов и тридцатикилограммового ранца, он волок на себе еще и центнер веса рейнджера (рюкзак он с него предварительно снял). Плюс карабин, гранаты, боезапас и вода.
Позже он сам не мог понять, как ему удалось уплестись из того гиблого места. В какой-то момент морфин перестал действовать, и Карсон, угнездив раненого в безветренном месте возле камня, бросил ему свой припас. После, казалось, вечности где-то вверху он расслышал глухой, с присвистом рокот двигателя. Тогда занемевшими от холода пальцами Карсон вынул сигнальную ракету, поднял ее и, направив в сторону шума, зубами рванул кольцо.
Экипаж санитарного «черного ястреба» позднее рассказывал: сполох мелькнул так близко, что они подумали, не по ним ли стреляют. И лишь затем, вглядевшись, увидел внизу двоих «снеговиков»: один полусогнутый, второй отчаянно размахивает. Садиться было опасно, и вертолет завис над снегом. Двое санитаров вначале пристегнули раненого и втянули наверх, а его товарищ из последних сил вскарабкался на борт сам, после чего отключился.
«Черный ястреб» взял курс на Кандагар (ныне крупную авиабазу США, а тогда по большей части строительную площадку), где располагался эвакогоспиталь. Рейнджера там сразу определили в отделение интенсивной терапии. Встретиться с ним повторно Карсон тогда и не рассчитывал. Уже назавтра рейнджер, в горизонтали и под наркозом, держал долгий путь на базу американских ВВС в Рамштайне, Германия, где тоже был эвакогоспиталь, но мирового класса.
Там этому рейнджеру — полковнику Дейлу Кертису — ампутировали ступню, спасти которую не было никакой возможности. После аккуратной ампутации (работа, которую и без того уже фактически проделала граната) его ждала инвалидность, протез и хромота с тростью; на карьере рейнджера можно было поставить крест. Когда Дейл Кертис мог уже передвигаться самостоятельно, его отправили домой под Вашингтон, в Уолтер-Рид, для курса поствоенной терапии и подбора искусственной ступни. С Китом Карсоном они теперь встретятся только спустя годы.
Шеф ЦРУ в Кандагаре по команде «сверху» отправил Карсона в Дубаи, где Управление располагало большим представительством. Он был единственным очевидцем — более того, участником — операции в Шахи-Кот, и здесь ему устроили прогонку с подробными отчетами через целый строй высокого начальства — и морпеховского, и сухопутного, и цэрэушного.
Там в клубе он познакомился с морским офицером примерно одного с ним возраста, служащим здесь по назначению (в Дубаи есть также база ВМС США). За ужином разговорились. Офицер раскрыл, что работает в Службе криминальных расследований ВМС.
— Слушай, — между делом предложил он, — а переводись-ка ты по возвращении к нам, а?
— В полицию? — недоуменно переспросил Карсон. — Да ну, вряд ли. Хотя спасибо.
— Да ты не понял, — мотнул головой собеседник. — Мы не такая мелочь, как тебе, наверное, кажется. Думаешь, мы просто морячки в увольнении на берегу? Как бы не так. У нас и своя криминальная полиция, и контрразведка. И делами мы занимаемся крупными, не пустячными. Отслеживаем преступников, наворовавших миллионы. В одних только арабских странах у нас с десяток крупных баз. |