Теперь оставалось дождаться удобного момента и навестить Светку дома. В ее отсутствие, разумеется.

Глава 8

АЛЕКСАНДРА

Сегодня у меня своего рода юбилей. Прошел ровно год, как мы расстались с Валерой Синявским. Сцена расставания могла бы быть и поприятней, если бы ею не руководил Вася Коновалов, а уж он-то сумел придать действию и накал, и драматизм. Говорят, Синявский потом три месяца не мог избавиться от нервного тика, а общим знакомым объяснял свой недуг тем, что я наняла бандита, который покушался на Валерину жизнь и честь. Синявскому не понравилось, что Вася схватил его за шиворот, обозвав при этом недобитой вошью и сморчком пупырчатым. Валера, конечно, с такой постановкой вопроса не согласился и счел, что задето его человеческое достоинство. Испорченные слушатели, наши общие знакомые, в ответ на горестные рассказы Валеры о поруганной чести, цинично ухмылялись, в их глазах загорался огонь нездорового любопытства, а многие, смущенно кашлянув, требовали подробностей поругания.

Нет, я категорически против рукоприкладства. Более того, я была возмущена Васиным поведением. Но последующее Валерино нытье и судорожные рыдания на плече каждого встречного мне тоже не понравились. По-моему, мужчина не должен хвастаться тем, что его побили и обозвали.

Поэтому, когда он позвонил мне неделю назад и напомнил про «знаменательную дату», я первые пять минут разговаривала с ним сухо и официально, но потом чего-то расчувствовалась, жалость взяла верх, и Синявский с легкостью вырвал у меня обещание поужинать с ним в субботу вечером, то есть сегодня.

Надо признать, Валере Синявскому всегда удавалось меня разжалобить. Если бы не этот его талант, наши отношения прекратились бы, не успев начаться. Дело в том, что Валера не мог похвастаться терпимостью и вниманием к чужим привычкам и нравам. Ему казалось, что он все делает правильно, а тот, кто делает по-другому, соответственно, неправильно. В те тяжелые месяцы, когда мы совместно снимали небольшую квартирку на окраине Москвы, мне казалось, что Синявский состоит из одних претензий и что он вынудил меня переселиться в такую даль специально для того, чтобы вдоволь надо мной поиздеваться. Получалось у него это поистине виртуозно. Он умудрялся часами гонять меня по квартире, все время находя в разных ее уголках тот или иной беспорядок.

— Что это такое?! — кричал он из передней, как только я усаживалась за стол в кухне с надеждой выпить кофе, причем ужаса в его голосе было столько, что я безропотно срывалась с места и неслась к нему, ожидая увидеть, как минимум, хладный труп или догорающий бикфордов шнур, привязанный к пачке динамита.

Выяснив, что до экстаза его довела моя куртка, брошенная на табуретку в передней, я полчаса выслушивала упреки и нравоучения, а кофе между тем остывал.

— Куда ты их дела?! — кричал Синявский тридцатью минутами позже, именно тогда, когда я залезала в теплую ванну с целью поблаженствовать и расслабиться.

И я, шлепая мокрыми ногами по линолеуму и оставляя за собой неглубокие, но большие лужи (которые чуть позже также становились предметом внутрисемейных разборок), неслась на его зов, чтобы выяснить, кого ищет Синявский.

Наверняка на свете есть немало девушек, которым понравилось бы носиться целыми вечерами за красавцем и умником Валерой Синявским и отвечать на его глубокомысленные вопросы, но я не из их числа. Поэтому мне не оставалось ничего другого, как огрызаться, устраивать сидячие забастовки, делать вид, что не слышу обращенных ко мне вопросов, и изображать умирающего лебедя, чрезвычайно утомленного непомерными притязаниями. Но Синявский не сдавался. Его запросы росли и становились все более наглыми. Он, например, искренне полагал, что, приняв успокаивающую хвойную ванну, я, вместо того чтобы плавно переползти из нее в постель и предаться чтению хорошей книжки, должна, вооружившись щеткой и чистящим порошком, приступить к уборке и тщательно отчистить стенки ванны от налета хвойного экстракта.