В нашем случае, нечто влечет сомнамбулу к золотой арфе…
— Она занимается музыкой!
— Ей следует отдохнуть от занятий. Ее мозг перетрудился! Она отпирает витрину и перебирает струны арфы, затем запирает дверь, кладет ключи на место — о, мне известны такие истории — и ложится обратно в постель. Тот, кто забирает у нее арфу, или поднимает ее, если мисс Хильда уронила инструмент на пол, умирает! Охранники были храбры: прибежали на звуки музыки, увидели, как обстоит дело, и не стали пробуждать спящую арфистку. Конвей был отравлен, когда возвращал арфу в витрину; Макалистер — когда поднял арфу с пола. Нынче ночью мисс Хильду что-то разбудило, иначе она заперла бы дверь. Но страх, что связан с пробуждением, погрузил ее в беспамятство.
До нас донесся тихий голос Корама и плач испуганной девушки.
— То был мой крик ужаса, мистер Клау! — смущенно признался Гримсби. — Она выглядела в точности как привидение!
— Я понимаю, — утешая его, загромыхал Морис Клау. — Во сне она показалась мне устрашающей! Я покажу вам рисунок, что сделала Изида по моей эфирной фотографии. Рисунок тот подтвердил мне, что последняя мысль бедняги Конвея была о мисс Хильде, держащей в руках арфу!
— Мистер Клау, — виновато сказал Гримсби, — вы самый удивительный человек на свете!
— Да? — прогрохотал тот и осторожно установил на постамент греческую золотую лиру, изготовленную Падуано Зеллони для Чезаре Борджиа.
Затем Морис Клау вытащил из коричневого котелка пузырек и увлажнил вербеной свой разгоряченный лоб.
— Эта арфа, — сообщил он, — пахнет мертвецами!
Эпизод второй
Черепок Анубиса
I
Когда я просматриваю собранные мною документы и материалы, касающиеся Мориса Клау, некоторые факты буквально бросаются в глаза и требуют, мне кажется, особого упоминания.
К примеру, многие расследования Клау были связаны со всевозможными предметами старины и древними реликвиями. Личные пристрастия (главным его занятием, насколько могу судить, была антикварная торговля), вполне возможно, заставляли его отдавать подобным делам предпочтение перед другими. В то же время, все люди, так или иначе знавшие Мориса Клау, никогда не могли сойтись во мнениях относительно его истинного имени, происхождения и характера. Он был мастером перевоплощений и ревностно охранял от всех величайший секрет своей жизни.
Был ли Морис Клау, державший лавку древностей в Уоппинге, подлинным Морисом Клау? Верил ли он сам в психические феномены, на которых, как утверждал, основывались его методы? Поскольку любопытное дело о черепке Анубиса имеет самое тесное отношение к этому вопросу, я решил изложить его здесь.
В историях такого рода Босуэлл, мне кажется, частенько затмевает Джонсона; поэтому данный эпизод я изложу словами мистера Дж. Э. Уилсона Клиффорда, инженера-электрика, проживающего в Коптхолл-хаус на Коптхолл-авеню, в центральной части Лондона. Я остаюсь в долгу перед ним за столь подробный и точный отчет. Не думаю, что могу хоть в чем-либо улучшить его повествование. Мои замечания только исказили бы рассказ; и потому, с вашего позволения, я предоставляю трибуну мистеру Клиффорду и призываю читателя уделить ему должное внимание.
Рассказ мистера Клиффорда о египетском черепке.
Осенью 19.. года я делил приятную квартирку с Марком Лести, который только что получил должность в Лондонском госпитале. Помнится, в середине того месяца мы и узнали о странном происшествии с Гейлсвеном и его египетским черепком.
Из окон нашей квартирки (она находилась в юго-западном пригороде) открывался прекрасный вид на город. Гейлсвен снимал квартиру с таким же видом из окон; он только что вернулся из длительной поездки по Египту. |