Через несколько минут мы разошлись по своим комнатам. Я оставил сэра Джеймса у дверей его спальни, которая некогда выходила на балкон над пиршественным залом. Дверь давно заделали, и вход располагался теперь в нижнем коридоре. Моя комната находилась севернее, на противоположной стороне того же коридора.

Заснуть мне никак не удавалось. Современная меблировка комнаты отнюдь не лишала стены, отделанные мелкими квадратами панельной обшивки, духа седой старины. Единственное окно, посаженное глубоко в стене и выходившее на большой фруктовый сад, словно притягивало надменный рыцарский взгляд; оно послужило бы прекрасным обрамлением для романтической девичьей головки эпохи Стюартов. Но в доме ощущался и мрачный дух времен более давних, более темных, чем дни «Веселого монарха» — дух призрачного зла, черного облака, испускавшего дьявольский смех и непристойный шепот.

В тенях деревьев на дорожке внизу мне виделась серая фигура в рясе с поднятым капюшоном; она быстро пересекала полосы света и замирала, следя за мною зловещим взглядом, в озерах мрака. Милосердный сон не приходил. Морис Клау, не знавший подобных страхов, мог спать — нет, уже спал в самой воронке этой психической бури; но я был сделан из другого теста. Я бывал с ним во многих переделках и видывал немало мрачных преступлений, но потусторонний ужас Грейнджа подтачивал мое мужество.

Грейндж располагался на холме; на северо-востоке, над древесными кронами поросшего лесом склона, возвышалась серая башня, похожая в свете луны на гигантского монаха. Я рассеянно поглядывал на нее. Туда, в Фрайарс-хауз, баронет собирался отступить из захваченного призраками Грейнджа. Закурив трубку, я высунулся из окна, лениво глядя на древнюю башню и размышляя о том, сколько свершилось в ней за долгие века кровавых злодеяний и не превзошли ли они мерзостью те, что оставили призрачный отпечаток на Грейндже.

Ночь была спокойна и тиха. Ни в доме, ни снаружи не слышно было ни звука. Не знаю, сколько времени провел я у окна в полудреме, терзаемый смутными страхами. Меня вернул к действительности громкий вопль. Он расколол тишину ночи и как ножом прошелся по моим нервам. Я выронил трубку, отпрянул от окна и застыл, не в силах пошевелиться от невыносимого ужаса.

— Отец! — раздался пронзительный крик.

И снова:

— Отец! О Боже! Спасите его! Спасите!

III

То был голос Изиды Клау!

Сопровождая ее отца во время различных расследований, я привык брать с собой оружие и сейчас, держа в руке взведенный пистолет с полной обоймой внутри, выскочил в коридор и бросился к лестнице. Прямо передо мной хлопнула дверь, появился сэр Джеймс, надевая на бегу халат. Мы успели лишь обменяться быстрым взглядом; лицо его было бледно; вместе мы бросились в зал, испещренный пятнами призрачного лунного света.

— Вы слышали? — тяжело дыша, прохрипел сэр Джеймс. — Кричала мисс Клау! Что случилось, во имя Господа? Где она?

Не успел он задать свой вопрос, как мы очутились в бильярдной — и получили ответ. Изида Клау, в халате, наброшенном поверх ночной рубашки, стояла на коленях у кушетки, на которой распростерся ее отец.

— Что случилось? Что случилось? — простонал сэр Джеймс.

Мы подбежали к кушетке.

— Мистер Клау! Мистер Клау! — взывал баронет.

— Все в порядке, друг мой! — послышался громыхающий голос. К моему бесконечному облегчению, Морис Клау привстал и теперь оглядывал нас, поправляя на массивном носу пенсне. — Живу я! Спасен я Наукой разума!

Изида Клау склонила голову на красную подушку, и я заметил, что все тело ее сотрясает дрожь. Впервые на моей памяти ей изменило царственное самообладание; я не знал, что и думать, и только гадал, какая ужасная опасность могла грозить Морису Клау.