|
.. Сундукян ухмыльнулась: - Да уж, не хочешь себе зла, не делай людям добра! Пожалела Людмилку, вот и результат. - Кого? - Людмилу, стоматолога. Я непонимающе уставилась на Нину, и та мне все объяснила. Зубы у Нины плохие с детства, вот всю жизнь и мучается. Много лет искала хорошего врача и напала на Людмилу Георгиевну Шабанову. У той - золотые руки. Ниночка стала постоянной клиенткой ее кабинета. Сначала просто ставила пломбы и штифты, затем женщины подружились, сблизились, стали вместе ходить в театры и на концерты. У Людмилы не было семьи, Нина тоже не обременена ни мужем, ни детьми. Отношения крепли. Не так давно Мила пожаловалась Нине, что очень устала. Люди раздражают ее до бешенства, даже в метро ездить противно. - Отдохни, - посоветовала Сундукян, - скатай на море, в Египет или Эмираты, там сейчас классно. - Не хочу, - отрезала подруга, - на курортах полно народа. Мне бы куда-нибудь в глушь, чтоб никого рядом и тишина... Только где найдешь подобное? И тут Нине пришла в голову гениальная мысль. - Слушай, давай устрою тебе путевку в Ложкино, почти даром поедешь. Зимой там, говорят, никого. - Как мы это сделаем? - удивилась Мила. - Я же не писательница. - Мы с тобой похожи, - воодушевилась Нина, - обе черненькие, смуглые, глаза карие. Ты, правда, постройней будешь, да в паспорте только лицо. Я оформлю путевку на себя, а поедешь ты, и никто не заметит. Сама я в этом Доме творчества никогда не была, никто меня там не знает. Будешь на Сундукян откликаться, всех делов-то. Зато путевку получишь за копейки, как член Литфонда. Нина вытащила паспорт, и Мила согласилась, что по фотографии невозможно понять, кому из них принадлежит документ. Снимок делали давно, Нинель тогда носила другую прическу, да еще очки в придачу. В прошлом году Нина сделала операцию лазером и избавилась от близорукости. Горя желанием помочь подруге, Сундукян понеслась в Литфонд. Через неделю Мила отбыла на отдых. - А вы куда подевались? - прервала я повествование. Нина пожала плечами. - Никуда, ездила на две недели в Кострому, там устраивали праздник поэзии и фестиваль. Я потрясенно молчала. Значит, похоронили Людмилу Шабанову? - У Милы были дети или муж? Нина молча курила в форточку, меланхолично наблюдая, как клубы дыма теряются в воздухе. - Взгляни на серый дым над крышей. Все холоднее холода, к которым он уходит, вот так и ты уйдешь за ним... - Что? - растерялась я. - Это Бертольт Брехт написал, - пояснила поэтесса, раздавливая окурок в пустой консервной банке, служащей в этом доме пепельницей, - гениальный Брехт, абсолютно не правильно понимаемый в нашей стране. Вы что-то сказали? - Семья у Милы есть? Нина задумчиво повертела банку. - Да нет как будто бы, по крайней мере сейчас. - А раньше? Может, у нее остались дети... Нина покачала головой: - Как раз думаю сейчас о том, что совершенно ничего не знаю о ее прошлом. Мы познакомились два года назад, и она никогда не упоминала о своих близких. Один раз только обронила, что воспитывалась в детском доме. Мы ехали в автобусе по Холмской улице, и она, указав на маленький дом, сообщила: "Вот тут прошло мое детство, не дай бог кому-нибудь такое". Сундукян поинтересовалась почему. Тогда Мила ответила: - Здесь приют, слышала, остановка называется "Детский дом"? Так я в нем несколько лет провела, все испытала: голод, холод, побои. Спасибо Елене Вадимовне, воспитательнице, это она меня в стоматологический пристроила. |
