– Есть записи?

    – Разумеется, досточтимый.

    – Я бы хотел их увидеть.

    Мы направились к кусту, скрывавшему вход в кабинет: Мадейра с камерой впереди, Йорк за ним, я – в арьергарде. Трое моих партнеров, поджидавшие нас, поднялись, с интересом разглядывая кормчего; затем Дакар кивнул мне и показал глазами – тот! Йорк при виде этой троицы в броне и при оружии остановился, но я подпихнул его сзади протезом – кажется, сильнее, чем хотелось: он пролетел до середины комнаты. И тут же занес пальцы над своим браслетом.

    – Не советую, – предупредил я. – Если с вами десять стражей, им против нас не устоять, а если больше, Мобург останется без кормчего.

    Его рука застыла. Потом он оглядел нас, задержавшись взглядом на Дакаре, и спокойно произнес:

    – Я – заложник?

    – Смотря по тому, как повернется дело, – сказал я, кивая Эри и Хингану: – Идите в зал и постарайтесь, чтобы нашей беседе не мешали. Полезут, жгите огнеметами.

    – Мои коллекции! – с ужасом выкрикнул Мадейра, но кормчий похлопал его по плечу:

    – Никто не придет без вызова в течение полутора часов. А вот потом…

    Он метнул на меня угрожающий взгляд, но я прислонился к стеллажу, за которым находилась лестница, и напомнил:

    – Из этой норы есть еще один выход, кормчий. Вам ведь о нем известно, не так ли? Тоннель в Хранилище, а оттуда – к шахте АПЗу и на Поверхность… Хотите прогуляться?

    Эри и Хинган исчезли. Йорк, будто не слыша моих слов, неторопливо направился к дивану и сел рядом с голографичеким проектором. Дакар глядел на кормчего, поигрывая разрядником, Мадейра виновато отводил глаза, а я прикидывал, нет ли под серой хламидой чего-нибудь огнестрельного. Словом, все располагало к дружеской беседе.

    – Я жду, дем Мадейра, – нарушил молчание кормчий. – Кажется, мы говорили о записях?

    Мадейра вытащил из камеры цилиндрик и вставил его в щель проектора. Черты Дакара окаменели; он знал, что явится сейчас перед нашими глазами: край пропасти, площадка, залитая тетрашлаком, а внизу – тело мертвой великанши с изуродованным лицом.

    Стена со стеллажами растаяла, синее небо нависло над нами, поплыли гонимые ветром облака, брызнул яркий солнечный свет. Картина тут же сместилась: мелькнули радужные пятна силового экрана, потом возник пирамидальный холм, украшенный перьями, каменные завалы слева и справа от него и фигура Дакара – он стоял на самом краю и, наклонившись, смотрел вниз. Фигура приблизилась, исчезла из поля зрения, надвинулся край тетрашлаковой стены – все ближе и ближе, пока не оборвался в пропасть. А там, на дне…

    Даже для нас зрелище было ужасным, тем более для Йорка. Он вскрикнул, растеряв свою невозмутимость, прикрыл на миг глаза ладонью и пробормотал:

    – Чудовищно… Что это, что такое? В каком масштабе снято, с какого расстояния?

    Мы не ответили. Камера метнулась, изображение скользнуло вдоль стены, возникли наши фигуры и лица, потом снова тело мертвой женщины, черная впадина на месте глаза, провал разинутого рта, шея с ожерельями, гигантские холмы грудей, шкура, прикрывавшая ноги.

    – Это… это человек? – дрогнувшим голосом произнес кормчий. – Или пришелец со звезд? Но он… она… почти нагая… эти нелепые украшения и плащ… Что это значит?

    Йорк смотрел на Дакара, и тот ответил ровным безжизненным голосом:

    – Это человек.