Скорее всего, и то, и другое. Еле стоя на ногах, он держался за перила. У него уже не было сил удержать в себе рвоту. Он знал, что с того самого события прошло уже двадцать пять лет, и в преддверии этой годовщины ничего особенного не произошло, кроме как за прошедшую неделю было два ночных телефонных звонка и письмо, которое, даже не прочитав, отец изорвал на мелкие кусочки и выбросил в унитаз. В газетах также не появилось ничего нового, как и снова не объявился тот самый репортер из «Викбург-Телеграмм», к тому же не было никаких упоминаний о тех событиях по радио или телевидению. И лучшее из всего, что могло произойти, так это его разговоры по телефону. С ней. Этот голос и эти слова. В глубине души он надеялся, что с началом их бесед по телефону прекратятся все эти пакости.
Но то, что он нашел на лестничной клетке, его насторожило.
Что дальше?
Прежде, чем подумать об этом, он поспешил убрать кучу дерьма, пока не вернулись с работы его родители.
Он спустился в подвал в поисках того, в чем можно будет все это вынести. Под лестницей он нашел пустую коробку из-под обуви, изогнул ее так, чтобы она стала похожа на мусорный совок, в который он сможет все это сгрести, а затем поднялся наверх, чтобы собрать этот устрашающий и зловонный знак, который все еще его ожидал.
Глубоко набрав в легкие воздух, он собрал все в коробку, что вышло у него не с первого раза. Он старался на это не смотреть и не дышать, чтобы не вдыхать невообразимый аромат, исходящий от этой кучи. Он знал, что затем ему придется отмывать остатки щеткой и мылом.
Он стоял, держа в руках коробку, от которой исходили невообразимые запахи, и думал: «Что теперь с этим делать?»
Проще всего оказалось сбросить все в унитаз и спустить воду, отмыть ступеньки старым тряпичным ковриком, который раньше был в прихожей, скинуть его и коробку в полиэтиленовый пакет и выбросить в ближайший, стоящий у тротуара мусорный бак.
Вернувшись в квартиру, он, как обычно, ждал телефонный звонок. Он не стал есть. Его желудок все равно ничего бы не принял, но в ожидании голоса Лулу в телефонной трубке его сердце колотилось изо всех сил.
Он сел в отцовское кресло рядом со столиком, на котором стоял телефон. Он снял с руки часы и положил их рядом с телефоном, чтобы можно было видеть время. Прямоугольные циферки показывали 3:09.
Телефон уже мог бы и зазвонить.
3:16.
В квартире было тихо, как в музее.
3:21.
Может в этот день она не позвонит? Может, позвонит только через два или три дня?
Ему не сиделось. Он встал, подтянулся, зевнул (это был зевок скуки), подошел к двери ведущей на веранду, открыл ее и выглянул наружу: вдруг там есть еще какое-нибудь «напоминание»? Как только внутрь ворвался свежий воздух, он содрогнулся от одной лишь мысли о запахе дерьма.
Он вспомнил, как в одной из прошлых бесед Лулу ему рассказала о людях, которые не хотят оставить его отца в покое.
Опустошающие мысли последовали одна за другой:
Не Лулу ли наложила кучу дерьма им под дверь?
Не ее ли дерьмо он спустил в унитаз?
Нет, этого не может быть.
Она не могла совершить такое.
Не Лулу.
«Лулу…»
Он произнес ее имя вслух, и ему понравилось, как оно звучит. Поначалу она не хотела называть свое имя, что делало ее звонки еще таинственней. Но потом, все-таки, она представилась.
Она дразнила его, называя то по имени, то по фамилии. Как она говорила, что ей больше нравилось произносить «Кольбэр» нежели «Колберт». ««Колберт» звучит тяжело и грубо, а вот «Кольбэр» — это мягко, по-французски…»
Ему ее голос показался привлекательным, манящим, а она сама — чуть ли не самой «сексуальной» особой на свете.
Оживившись, он сказал:
— Вы знаете мое имя, но я не знаю вашего…
— Ты хочешь знать, как меня зовут?
— Да. |