|
Многие копировали стиль жизни Форрестера, считая его эпатажным, хотя, если разобраться, вкусы у Калума были самые демократичные. Он с равным удовольствием посещал выставки современных художников, всевозможные автомобильные шоу, а еще играл в футбол с британскими кинозвездами. Одевался он, как манчестерский хулиган, а вещи покупал у Версаче. Одетта считала его крупным специалистом по части торговли дорогими сортами светлого пива, человеком с богемными наклонностями, эксцентричным, противоречивым и непредсказуемым. Модные у эстетов рестораны и клубы Калума создавали у посетителей иллюзию собственной избранности, и Одетта относилась к числу многих людей, поддавшихся обаянию этой иллюзии. Она восхищалась гением этого человека, хотя и не одобряла его грубости и пренебрежительного отношения к людям.
— Как же, как же, припоминаю… Привет, Одетта, — с рассеянным видом сказал Калум, отхлебывая из своей жестянки пиво и стирая с губ пену тыльной стороной ладони. Как уже было сказано, манеры у него оставляли желать лучшего, хотя представить Одетте свою собеседницу он все-таки догадался: — А это… хм… Джилли Рид. — Джули Райт, — поправила его женщина, с благодарностью улыбнувшись Одетте. Сразу же признав в брюнетке подругу по несчастью, Одетта решила побыстрее познакомить Калума с Лидией, а потом, забрав женщину с собой, под шумок смыться. — Джули, Калум, это Лидия Морлей и Финли… Извини, Финли, что-то я запамятовала твою фамилию… — Она вопросительно посмотрела на светловолосого шотландца. Тот, к ее удивлению, неожиданно залился глупейшим смехом. «Черт бы побрал этих кокаинистов!» — с неприязнью подумала Одетта. — Форрестер, — сказал, давясь от смеха, шотландец. — Меня зовут Финли Форрестер. Мы с Калумом родные братья и живем вместе. В этой связи, братец, хочу тебе напомнить, что у нас кончается чай. Одетта почувствовала, как горячий румянец стыда прожег старательно наложенный макияж и заполыхал у нее на щеках. Хотя ее и задевало пренебрежение, которое проявлял по отношению к ней Калум, не следовало забывать, что на этом приеме он был одной из самых значительных фигур, а она только что допустила непростительный промах, представив ему его же собственного брата. Одетта была гордым человеком, и признавать собственные ошибки ей было не так-то легко. Она понимала, что сейчас лучше всего было бы посмеяться над допущенной ею оплошностью вместе со всеми, но продолжала стоять с надутым липом и чувствовала себя как оплеванная. Лидия мигом перехватила инициативу и, отчаянно кокетничая, бросилась в атаку. — Я в восторге от нашего знакомства, Калум. Я и представить себе не могла, что старший брат Фина тот самый Калум Форрестер. Теперь, разумеется, я подмечаю фамильное сходство. — Это было чистейшей воды ложью, поскольку Калум был маленького роста и довольно-таки неказист, в то время как Финли высок и очень хорош собой. Хотя они оба имели белокурые волосы и резкие, заостренные черты лица, у Финли на голове завивались пикантные кудряшки, а его острые скулы были обтянуты гладкой загорелой кожей; физиономия же Калума более всего напоминала череп, покрытый спутанными, поредевшими на висках белесыми прядями. Обычно Калум носил кожаную, как у пикадора, шляпу с плоской круглой тульей и с загнутыми кверху полями, являвшуюся, так сказать, его фирменным знаком, но сегодня для этого было слишком жарко. В складках на лбу Калума уже собирались капли пота, крупные, как бусинки на четках. Калум явно чувствовал себя не в своей тарелке: переступал с места на место, как от желания по малой нужде, и метал в сторону младшего братца мрачные взгляды. — Ты ничего мне про эту свою… хм… не рассказывал. — Мы прониклись друг к другу нежными чувствами только сегодня днем, — сказала со смехом Лидия, — и даже еще не трахались. |
