Менеджер откинулся на спинку стула, сложил руки на животе и некоторое время смотрел на нее в упор.

— Насколько я понимаю, в вашем деле он участвует неофициально?

— Скажем, он поддерживает меня как… как свою близкую приятельницу, — не моргнув глазом соврала Одетта, а сама подумала, что, если бы это соответствовало действительности, счастливее ее не было бы никого на свете.

— Но ваши деловые отношения хоть как-то оформлены?

Одетта вспомнила о потерянных документах и решила, что говорить сейчас об их пропаже как минимум глупо.

— Нет. Это было, если так можно выразиться, джентльменское соглашение.

— Остается только надеяться, что он настоящий джентльмен. Далеко не всякий мужчина станет поддерживать женщину, оказавшуюся в подобном… хм… затруднительном положении. — Менеджер откашлялся, с минуту подумал, а потом сказал одну чрезвычайно неприятную для Одетты вещь: — При таких, как у вас, обстоятельствах иной джентльмен просто забрал бы из дела все свои деньги — вместо того чтобы вкладывать новые средства.

Одетта вышла из банка, немного прогулялась по празднично украшенной Риджент-стрит, а потом зашла в кафе и заказала себе капуччино. Попивая кофе и поглядывая на перекусывавших на скорую руку горожан, торопившихся сделать праздничные покупки, она вдруг подумала, что уже коснулась дна черной бездны, куда затягивала ее депрессия, — в тот вечер, когда брела, босая, под снегом и ледяным дождем неведомо куда. И хотя ее положение за те двое суток, которые миновали со дня свадьбы Саскии, нисколько не улучшилось, у нее появилось и стало крепнуть ощущение, что она начинает постепенно выгребать на поверхность. На удивление, последние двое суток она стала меньше нервничать, лучше спать и с большим оптимизмом смотреть в будущее. Теперь даже угроза потерять квартиру не могла выбить ее из колеи. Неожиданно пришло осознание, что эта квартира, бывшая ее любимым пристанищем и единственным убежищем, где она могла укрыться от мерзостей жизни, со временем превратилась для нее в ловушку. Стала чем-то вроде ее персонального Королевства кривых зеркал, где вызванные ее воображением герои без конца разыгрывали перед ней сцены из выдуманной кем-то игрушечной, невсамделишной жизни, обесценивая и лишая красок ее собственное существование. И этому пора было положить конец.

Как всегда, удар обрушился с той стороны, откуда она менее всего его ожидала. Вернувшись в свой кабинет, она обнаружила на столе официальное послание адвоката Калума, в котором он декларировал желание своего клиента отозвать вложенные им шестьдесят тысяч фунтов — полностью и в течение оговоренных законом двадцати одного дня.

Когда Одетта прочитала эти строки, у нее закружилась голова, и она без сил рухнула на свой офисный стульчик. Ее тело соприкоснулось с этим изящным изделием с такой силой, что оно, словно живое существо, взбрыкнуло, выскользнуло из-под ее зада, пролетело по комнате и с грохотом врезалось в шкаф. При этом Одетта оказалась на полу, а стоявший на шкафу кактус спикировал прямо ей на колени.

Зазвонил телефон, но Одетта не обратила на него внимания. В эту минуту она вновь и вновь задавала себе вопрос: как мог Калум так с ней поступить? Какую новую игру он затеял?

Вскочив на ноги, она выбежала в коридор и устремилась в кабинет Флориана. Там никого не было — только стлался голубоватый дым от французских сигарет.

Снова зазвонил телефон. Если у Одетты не отвечали, звонок мгновенно переадресовывался на кабинет Флориана. Одетта автоматически подняла трубку.

— Одди, это я. — Голос Монни прерывался от волнения. — Крэйг сбежал!

— Что-что?

— Сбежал, говорю, сволочь. Меня, детей бросил… — Монни залилась слезами.