Паровозы выпустили облака пара, застучал нобель-генератор, опоры опустились и встали на отлитые рядом с полотном бетонные плиты. Длиннющая труба двенадцатидюймового ствола поползла вверх, задираясь почти под сорок пять градусов, а кран в то же время плавно опускал на исполинский лоток тысячефунтовый фугасный снаряд для следующего выстрела.

* * *

— Русские! Русские ведут обстрел! Броненосцы!

— Нет, господа, это не броненосцы. Это двенадцать дюймов, а не девять и четыре. И стрельба ведется одиночными. Они как-то умудрились притащить сюда береговую пушку.

Людское море цвета хаки волновалось: солдаты Его Величества пытались пробиться к сходням, чтобы, наконец, оказаться на борту кораблей, которые увезут их домой, подальше от снайперских выстрелов, пулеметных очередей, ночных ножей пластунов и почти бесшумных револьверных пуль, от шрапнели, гранат и фугасов.

Стоявшая у пирса «Звезда Темзы», казалось, сначала вжалась в волны, а потом подпрыгнула. Ошметки цвета крови и хаки взлетели вверх вместе со щепками палубного настила. Солдатское море колыхнулось, ограждения упали и несколько десятков фигур рухнуло в воду. Раздался многоголосый вопль.

— Уильям, дайте очередь из «Виккерса» над головами этих баранов. Морской пехоте — применить штыки, если толпа прорвет ограждение.

— Но…

— Мы уходим сегодня. Грузим всех, кого успеем, в том числе на палубы броненосцев…

— А остальные, сэр? Те, кто сейчас сдерживает русских?

— Остальным не повезло.

Тогда же Йокосука.

— Русские превосходили нас во всем, сэр. В ходе. Они, судя по всему, врали о том, что с их машинами что-то не в порядке или им не хватает угля. В бронировании — их оконечности явно были усилены, и наши фугасные снаряды не нанесли им никакого вреда. В огневой мощи — дальнобойность их орудий превосходила нашу на двадцать кабельтовых и они не испытывали затруднений, ведя огонь с больших дистанций, и снарядов у них было вдоволь. В средствах наблюдения… В связи, наконец. Они заняли позицию в шестидесяти кабельтовых, а мы просто до них не добивали. Они начали расстреливать нас, как на учениях. У нас горело все. По «Бленхейму» били коммонами, пробивая ему палубу, и он перевернулся уже на восьмом или девятом залпе, сэр. К тому времени дым от пожаров заволакивал нас от бака до юта, мы просто не могли стрелять… Когда «Барфлер» начал рыскать на курсе и отстал, они пошли на сближение, расстреляли его с пятнадцати кабельтовых и пустили торпеды. Я сам видел след с головного. И торпеды дошли, сэр. С полутора миль. А потом они начали вколачивать снаряды нам прямо в борта, по двое на одного, чередуя залпы, и почти не использовали средний калибр.

— Вот как, лейтенант? Выпейте, успокойтесь. Ваш рассказ крайне важен для Империи.

Зубы молодого офицера несколько раз звякнули о стекло.

— Благодарю, сэр. Мне кажется, средний калибр полностью бесполезен в современном бою, сэр. Мы несколько раз попали по ним из шестидюймовок, повредили одному из «Пересветов» трубу, но было уже поздно. Мы оба уже не могли дать больше двенадцати узлов: эти их фугасы по-настоящему ужасают. Наши носовые и кормовые оконечности были размочалены еще в первой фазе боя. Мне кажется, «Виттельсбах» и тот «Пересвет», что шел последним, перешли на бронебойные еще с сорока кабельтовых и они пробивали пояс «Ринауна», сэр…

— Семь дюймов Гарвея — это слишком мало, — вздохнул один из адмиралов.