— Быстрее, — приказал негромкий, властный голос, напоминавший некоего «Дона Серджио» с «Князя Боргезе», — быстрее, черти! Шлемы, галоши — все в воду, и баллоны туда же!

— Н-нет необхо-хо-ходимости, господин ка-капитан первого ранга! Бал-лоны-то л-ладно, но шле-шлемы хотя бы оставьте, хо-хорошие! — зубы говорившего постукивали от холода.

— Поговори мне тут, Степаныч. Обоих внутрь, чаю с коньяком и погружение! Доклады позже! Тут миноносок, как блох на барбоске. Потопят и фамилии не спросят!

Через пять минут ничто не выдавало внезапное появление и столь же стремительное исчезновение потаенного судна. Внутри оно ни капли не напоминало известный из сочинений господина Верна «Наутилус» капитана Немо. Все потроха лодки состояли фактически из единственного коридора, по его бортам высились стеллажи с ящиками свинцовых аккумуляторов и стальными баллонами с воздухом. Два втиснутых среди них на грубо склепанных рамах трехцилиндровых дизеля Нобеля, присоединенные одним концом вала к генератору кустарного вида, а другим — к не менее кустарному воздушному насосу, питались из дубовых бочек с нефтью. Такой безобразный вид мог заставить благородного принца Дакара зардеться от стыда. Только в самом носу, под рубкой «Аз», коридор расширялся, превращаясь в круглый пятачок, где на ящиках со снаряжением сидели двое могучих флотских унтера, молодой лейтенант, подозрительно похожий на итальянца по имени Пьетро, и обладатель тихого, но грозного голоса.

— Докладывай, Степаныч, — приказал капитан, когда старший из унтеров поставил на импровизированный столик циклопических размеров кружку, остро и приятно пахнущую коньяком.

— Не извольте беспокоиться, Ваше высо…

— Без чинов, — припечатал офицер.

— … не извольте беспокоиться, Сергей Захарыч, — выдохнул унтер, подхватывая и прижимая к животу медный водолазный шлем, который он так и не дал выкинуть за борт. — Там всего-то саженей с полста было до крайнего. Но крайний, он какой-то неказистый, с заплаткой прямо посередине днища, да и поменьше, чем прочие.

— «Нил», — промолвил лейтенант. — У него еще в апреле взорвались котлы. Корабль старый и ограниченно боеспособный.

— Ну так мы и поняли, что ограниченно, — кивнул унтер. — Тот, что рядом, со дна поновее смотрелся, да и побольше он был. Благо, воздуха до него хватало. Прикинули мы, где у него погреба, да и валы рядышком, прицелились хорошенько, дали воздух в мешки, ну бонбочка-то и всплыла, перемычкой поперек киля мы ее и пристроили. Чека вот, — он нагнулся к сваленному в кучу прорезиненному комбинезону и вытащил из валявшейся поверх него сбруи увенчанный кольцом стержень.

— Так-к точ-ч-но, оп-пе чеки выт-тащили! — второй унтер продемонстрировал точно такой же стержень от резервного запала.

— Через два с половиною часа точно рванет, не сумлевайтесь, Сергей Захарыч!

— Добро, — кивнул каперанг. — Самочувствие как? Декомпрессия не мучает?

— Дык, мы ж час на семи-восьми саженях шли, пока за скобы держались, — удивился унтер. — Какая ж тут, ради святых угодников, декомпрессия? Все в лучшем виде! А что померзли, так благодарствуем за чаек с коньячком, душистый и сугревистый!

— Хорошо, — вздохнул каперанг и обернулся к лейтенанту.