– Два кропотника семьдесят, – сказал столик.

– Почему семьдесят? Та кружка стоила два пятьдесят.

– Тогда еще действовала дневная скидка. Платите. На сей раз я не дал роботу шанса зажилить сдачу.

– Жадина. – Он сопроводил этот эпитет электронным фырканьем. Помаленьку дождь сошел на нет, сквозь облака проглянул один из трех спутников Вулканна. Я заметил движение на той стороне площади. Пригляделся. Отворилась дверь Церкви, вышли три женщины. Постояли, поговорили и разошлись. Сивилла направилась прямиком в мою сторону, и у меня отлегло от сердца. Она не смотрела на меня, но, по‑видимому, каким‑то образом узнала о моем присутствии.

Сивилла вошла в кафе. Я еще несколько минут посидел, глотая пиво. Похоже, "хвоста" за ней нет. Я осушил кружку и вошел в кафе.

Она сидела в дальнем углу, в кабинке, и перед ней стоял бокал с коктейлем. Она едва заметно кивнула, и я направился к ней. Она сделала большой глоток, затем второй и вздохнула с облегчением.

– Джим, я такое испытала... словами передать невозможно. Кроме меня, там были еще две женщины. Мы подошли к отцу Мараблису... или Слэйки... Я уже запуталась. Никаких машин на виду. Он с нами немного побеседовал, затем положил ладонь мне на лоб. И тут что‑то произошло... неописуемое. Обморок... или нечто в этом роде. Могу только повторить вслед за Вивилией фон Брун, это невыразимо. Но зато я хорошо запомнила, что было потом. Мы шли за отцом Мараблисом по полю, по очень низкой траве. Он остановился, простер руки, и в тот же миг я услышала приятный звон. Очень явственно. Отец Мараблис показывал на белое облако, оно плыло к нам. С него‑то и доносился звон. И пение. Слыша все это, я испытала прилив радости, душевный подъем. А после – только не смейся! – увидела над облаком маленькое летучее существо.

Правда, всего лишь мельком.

– Птицу?

– Нет. Малюсенького розового ребеночка с крылышками на плечах. Он тотчас исчез, и все кончилось.

– А больше тебе ничего не запомнилось?

– Я... даже не знаю. Помню, отец Мараблис взял меня за руку, повернул лицом к себе, и я снова оказалась в Церкви, а рядом стояли те женщины... И почему‑то было очень грустно, словно я утратила что‑то дорогое...

Ну что я мог на это сказать?

Сивилла неподвижно глядела вперед, будто видела там нечто недосягаемое для моего взора. По ее щеке сбежала слезинка. Фыркнув, она вытерла ее и улыбнулась.

– Извини. Ничего не могу с собой поделать. Конечно, я знаю, это мошенничество, в однодневные экскурсии на небеса я не верю. Но со мной действительно что‑то было. Чувства ведь не лгут.

– Так‑то оно так, но ведь есть наркотики, вызывающие разные эмоции.

– Знаю. И все‑таки... – Она встала, одернула платье и дотронулась до броши. – Чем слушать мою болтовню, лучше выяснить, что она сняла.

– Ты отлично поработала. Спасибо.

Близнецы заметили нас на улице и отворили перед нами дверь номера. Потом я сидел молча, а Сивилла делилась с ними впечатлениями. Ничего нового я не услышал, но на этот раз она не поддалась сентиментальному настроению и даже слегка рассердилась на себя. Как только она закончила рассказ, я вставил в активационный модуль электронную брошь. Засветился экран, на нем развернулась Церковь и двинулась к нам. Запись воспроизводилась без звука. Мы тоже помалкивали, глядя, как Сивилла встречается с двумя другими прихожанками. Они о чем‑то поговорили, затем в Церкви появился Слэйки и женщины обернулись к нему. Он успел неплохо вжиться в образ отца Мараблиса, мягкие пассы очень гармонировали с коричневой сутаной.