– Ты имеешь в виду композитора и художественного руководителя. Они могут существовать в одном лице, но лучше все‑таки разделять эти профессии.

– Можно кого‑нибудь из них заполучить? Или обоих? Зач, среди нас ты ближе всех к профессиональному уровню. У тебя есть идеи?

– Вряд ли это чересчур сложно. Надо только договориться с ГАСИКОМ.

– С газиком? Ты хочешь заправить топливный бак наземобиля?

– Нет. ГАСИКОМ – "Галактический союз исполнителей и композиторов".

Среди этой публики полным‑полно безработных, и мы наверняка найдем кого‑нибудь толкового.

– Значит, дело в шляпе. Я сейчас же договорюсь с адмиралом.

– Исключено! – прорычал Бенбоу с обычным своим дружелюбием. Никаких шпаков. Никаких посторонних. Это секретная операция.

– Пока – да, но через неделю о ней узнает весь свет. Все, что нам требуется, это придумать легенду. Скажите, что организована группа для съемок голофильма. Или для рекламного концерта по заказу крупной фирмы. К примеру, Максвин в целях завоевания рынка решил сменить имидж. Избавился от красноносого алкаша Блайми Максвина и на его место берет нашу поп‑группу. Вы уж постарайтесь устроить это, и без волокиты.

Адмирал подчинился. На следующий день на студию доставили бледного юношу, страдающего, по всей видимости, отсутствием аппетита.

– Я его узнал, – прошептал мне на ухо Зач. – Барри Мойд Шлеппер.

Года два назад слепил рок‑оперу "Пожалей мой филей, Анжелина". С тех пор его популярность на спаде.

– Как же, помню. Драма кухарки, вышедшей замуж за диктатора.

– Точно.

– Добро пожаловать, Барри, милости просим. – Я приблизился к музыкоделу и пожал костлявую руку. – Меня зовут Джим, я здесь главный.

– Кайфово, чувак, кайфово.

– И для нас в высшей степени кайфово познакомиться с вами. – Вот у кого мы переймем жаргон музыкального мира, если не рухнет наш план. – Итак, вы уже в курсе дела?

– Кой‑че просек. Новая фирма звукозаписи, капусты – куры не клюют, чтобы побыстрее прогреметь, финансирует молодые группы.

– Именно так. Вам – командовать музыкой. Давайте покажу, что мы отобрали, а вы приведете это в надлежащую форму.

Чтобы самому не прослушивать в очередной раз ужасные композиции, я дал ему наушники и плейер. Он одну за другой вставлял пластинки, и я не верил своим глазам: белая как мел кожа побледнела еще сильнее. Но Барри держался геройски. Наконец с конвульсивной дрожью он перевел дух, снял наушники и вытер кулаками слезы.

– Хошь знать мое честное и беспристрастное мнение?

– Иное нас и не устроит.

– Лады. Как бы это поизящнее преподнести... Короче, дерьмо на палочке.

Вонючее и невкусное.

– А вы можете сделать получше?

– Мой котяра и то лучше делает. Да еще песочек сверху нагребает.

– Тогда вам и карты в руки. Приступайте. Пока музыка сочинялась, прослушивалась и записывалась, я мало на что годился. Другие играли и пели, я же только щелкал переключателями на пульте. А когда в дело вступал Зач и из динамиков галопом ринулись звуки барабанов, цимбал, колоколов и прочие эффекты молекулярного синтезатора, мой пульт и вовсе обесточился, и я нажимал на клавиши "всухую". Поэтому, предоставив коллегам творить музыку, я занялся спецэффектами. Это требовало просмотра клипов всех самых популярных групп, джаз‑бандов и солистов. Некоторые воспринимались без омерзения, другие вызывали ужас, и все были чересчур громки. В конце концов, я убрал звук, чтобы спокойно присматриваться к лазерным сполохам, буйным фейерверкам и физической акробатике. Я записывал и зарисовывал, постоянно бормотал себе под нос и не жалел университетских денег.