Наконец Ма Ли наклонилась к Римо и прошептала:
– А как же мы будем спать?
– Лампочку можно в любой момент выключить.
– Тогда зачем она вообще нужна?
Римо задумался. И почему они такие тупые? Он пытается приучить их к цивилизации и более высокому уровню жизни, а они выставляют его дураком!
– Представьте себе, что вам ночью захотелось в туалет.
Все присутствующие одновременно пожали плечами.
– Ну и что? – спросил какой то мальчик.
– А с лампочкой вы сможете видеть то, что делаете, – объяснил Римо.
Мальчик загоготал. Вместе с ним засмеялись все детишки, но взрослые хранили мрачное молчание. Никто не решался сказать Римо того, что было очевидно для всех: кто же захочет смотреть на себя во время отправления физиологических потребностей? Все сразу подумали об этом, но сказать такое Мастеру Синанджу, пусть даже он белый американец с большим носом и непривычно круглыми глазами, было бы неприлично.
Вдруг Римо краем глаза увидел, как дверь сокровищницы Синанджу резко распахнулась. Обернувшись, он встретился глазами с Чиуном. Довольный тем, что Римо следит за домом Мастера Синанджу, который не обращает на него внимания, Чиун захлопнул дверь.
Римо тихо ругнулся: он обернулся! И Чиун это видел. Если бы он не обернулся, все было бы хорошо, но теперь он все испортил. Теперь он не сможет больше делать вид, будто ничего не произошло.
Извинившись, Римо встал, пожал Ма Ли руку и пошел к дому, где жил Чиун.
Надо выяснить отношения до конца, сказал он себе.
Дверь была заперта, и Римо пришлось постучать.
– Кто там? – недовольным голосом спросил Чиун.
– Ты прекрасно знаешь кто! – огрызнулся Римо. – Ты что, не слышал, как я подходил?
– Мне показалось, что идет слон. С тобой случайно нет слона?
– Нет, черт побери, нет со мной никакого слона.
Дверь распахнулась. На пороге стоял Чиун, его лицо сияло.
– Я и не сомневался. Слон никогда не наделал бы такого шума.
– Можно войти? – поинтересовался Римо, с трудом сдерживая себя.
– А почему бы и нет? Ведь это и твой дом. – И Чиун сделал приглашающий жест.
Римо огляделся: горы сокровищ, прежде разбросанные по всем комнатам, теперь были собраны вместе. Здесь были греческие и китайские скульптуры, вазы, наполненные драгоценными камнями, золото во всех видах – от слитков до золотых кубков.
– Решил сменить интерьер? – спросил Римо, когда Чиун расположился на небольшом троне в центре главного зала.
– Я проводил подсчеты.
– Никогда раньше этого не видел. – Римо указал на несколько изысканно украшенных панелей, стоящих у стены.
– Ерунда, – презрительно бросил Чиун. – Они слишком современные.
– Я о них читал, – продолжал Римо. – Это детали так называемой Янтарной комнаты. Какая то европейская ценность. Помню, о ней была какая то статья. Это национальное достояние Чехословакии, Венгрии или чего то в этом роде. Она пропала во время войны.
– Ничего подобного, – поправил Чиун. – Эти панели всегда были здесь.
– Но европейцы то этого не знают. Они считают, что комнату захватили фашисты. – Так оно и есть.
– Тогда что она делает здесь?
– фашисты были мастера брать то, что им не принадлежит, но не умели этого хранить. Можешь спросить любого европейца.
– Я так и сделаю, если кто нибудь заглянет ко мне на чашечку чая.
– Римо, а ты не скучаешь по Америке? – неожиданно спросил Чиун.
– Я родился в Америке и, конечно же, иногда скучаю по ней, но здесь я счастлив. Правда. Чиун кивнул. Его глаза сияли.
– Наши обычаи кажутся тебе странными, хотя ты теперь, как и я. |