— Надеюсь, они нас не слышат.

— Если, конечно, они не научились читать по губам через линию горизонта.

— Мы повернуты к ним спиной.

Впереди показалось какое-то селение, которое компаньоны поначалу приняли за маленькую деревеньку, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что это окраина городка. По улице бродили священные коровы. Они мешали движению транспорта, лениво жевали товар, разложенный на прилавках зеленщиков, — одним словом, вели себя как вдовствующие императрицы, которые уверены, что им все, то есть абсолютно все дозволено. Только корон на рогах не хватало.

Мистер Смит опасливо косился на бродячих собак, а те поглядывали на него застенчиво и виновато, похожие на небольшие авиабазы блох и зловещего вида мух.

— Брысь! Фу, какие грязные, — бормотал мистер Смит и все ближе жался к Старику, стараясь избежать контакта с несчастными псинами, которым все время хотелось почесаться об него, причем с самыми дружелюбными намерениями. Людей на улицах постепенно становилось больше, жаркий день отступал, сменяясь более умеренным вечером. Компаньоны шагали по глиняной мостовой, лавируя между трехколесными автомобильчиками (водители отчаянно дребезжали велосипедными звонками) и священными коровьими лепешками. Внезапно мистер Смит оставил подол Старика в покое и со словами «Подожди секундочку» скрылся в магазине, где торговали всем на свете — от электровентиляторов до развесного шербета.

Такая неожиданная решительность изрядно встревожила Старика. Если уж Смит преодолел трусость, значит, соблазн оказался нешуточным. Тут Старику пришлось посторониться — прямо на него перла священная корова. На пресыщенной физиономии этой Марии-Антуанетты было запечатлено бескомпромиссное «Раз у них нет хлеба, пусть едят пирожные». Старик сделал вид, что и так собирался отойти в сторонку (что было неправдой).

В сточной канаве лежал какой-то человек столь ужасающего вида, что по сравнению с ним мистер Смит показался бы настоящим денди. Старик обратился к нищему на урду, но бедолага, покрытый толстой коркой грязи и заросший буйной, много лет не стриженной гривой, ответил ему на чистейшем английском:

— Не говори со мной на этой кошмарной тарабарщине, приятель. Или на языке ее величества, или вообще никак.

— Извините. Я думал, вы, хиппи, все давно уже вернулись домой.

— Куда домой?

— В Англию.

— Мой гуру вернулся, а я застрял. Невезуха. Ты не поверишь, дружище, но ведь я был когда-то кинозвездой. Бенедикт Ромэн, слыхал? Псевдоним, конечно. Хотя твое поколение меня вряд ли знает. Я был кумиром подросткового зрителя. Потом решил отдать дань моде — нашел себе гуру и отправился в Индию постигать мудрость. Платил кучу денег, особенно если учесть, что меня совсем не кормили. Зато пил по-черному. Денежки все тю-тю, даже на обратный билет не осталось. Настоящая трагедия. Так что выручи, подбрось пару рупий, а?

— Увы. Единственное, чего у меня нет, так это денег, — сочувственно вздохнул Старик.

— Все вы так говорите. Ничего, я уже привык. Тут нищему подают, только если он индуист или буддист. А такие, как я, у которых кожа смугла не от природы, а от грязи, хуже неприкасаемых. Особенно если ты верный сын англиканской церкви — не столько по убеждению, сколько по воспитанию. Ладно, что я могу для тебя сделать, пока я еще жив?

— Я знаю, это звучит абсурдно, но я ищу гору Эверест.

— Ты что, собрался на нее залезть в ночной рубашке? На что только люди не идут, лишь бы попасть в Книгу Гиннесса. Безумная идея. В самый раз для нашего чокнутого века. Я бы составил тебе компанию, но дальше лагеря номер один мне не вскарабкаться… Значит, так. Идешь в том же направлении, за городом сворачиваешь направо и дальше все вперед и вперед.