Он играл в настоящих
командах, когда ему было столько лет, сколько мне.
- Когда мне было столько лет, сколько тебе, я плавал юнгой на паруснике
к берегам Африки. По вечерам я видел, как на отмели выходят львы.
- Ты мне рассказывал.
- О чем мы будем разговаривать: об Африке или о бейсболе?
- Лучше о бейсболе. Расскажи мне про великого Джона Мак-Гроу.
- Он тоже в прежние времена захаживал к нам на Террасу. Но когда
напивался, с ним не было сладу. А в голове у него был не только бейсбол, но
и лошади. Вечно таскал в карманах программы бегов и называл имена лошадей по
телефону.
- Он был великий тренер, - сказал мальчик. - Отец говорит, что он был
самый великий тренер на свете.
- Потому что он видел его чаще других. Если бы и Дюроше приезжал к нам
каждый год, твой отец считал бы его самым великим тренером на свете.
- А кто, по-твоему, самый великий тренер? Люк или Майк Гонсалес?
- По-моему, они стоят друг друга.
- А самый лучший рыбак на свете - это ты.
- Нет. Я знавал рыбаков и получше.
- Que va! (Что ты! (исп.) - Прим. перев.) - сказал мальчик. - На свете
немало хороших рыбаков, есть и просто замечательные. Но таких, как ты, нету
нигде.
- Спасибо. Я рад, что ты так думаешь. Надеюсь, мне не попадется
чересчур большая рыба, а то ты еще во мне разочаруешься.
- Нет на свете такой рыбы, если у тебя и вправду осталась прежняя сила.
- Может, ее у меня и меньше, чем я думаю. Но сноровка у меня есть и
выдержки хватит.
- Ты теперь ложись спать, чтобы к утру набраться сил. А я отнесу
посуду.
- Ладно. Спокойной ночи. Утром я тебя разбужу.
- Ты для меня все равно что будильник, - сказал мальчик.
- А мой будильник - старость. Отчего старики так рано просыпаются?
Неужели для того, чтобы продлить себе хотя бы этот день?
- Не знаю. Знаю только, что молодые спят долго и крепко.
- Это я помню, - сказал старик. - Я разбужу тебя вовремя.
- Я почему-то не люблю, когда меня будит тот, другой. Как будто я хуже
его.
- Понимаю.
- Спокойной ночи, старик.
Мальчик ушел. Они ели, не зажигая света, и теперь старик, сняв штаны,
лег спать в темноте. Он скатал их, чтобы положить себе под голову вместо
подушки, а в сверток сунул еще и газету. Завернувшись в одеяло, он улегся на
старые газеты, которыми были прикрыты голые пружины кровати.
Уснул он быстро, и ему снилась Африка его юности, длинные золотистые ее
берега и белые отмели - такие белые, что глазам больно, - высокие утесы и
громадные бурые горы. Каждую ночь он теперь вновь приставал к этим берегам,
слышал во сне, как ревет прибой, и видел, как несет на сушу лодки туземцев.
Во сне он снова вдыхал запах смолы и пакли, который шел от палубы, вдыхал
запах Африки, принесенный с берега утренним ветром. |