"Луна волнует море, как женщину", - думал старик.
Он мерно греб, не напрягая сил, потому что поверхность океана была
гладкой, за исключением тех мест, где течение образовывало водоворот. Старик
давал течению выполнять за себя треть работы, и когда стало светать, он
увидел, что находится куда дальше, чем надеялся быть в этот час.
"Я рыбачил в глубинных местах целую неделю и ничего не поймал, -
подумал старик. - Сегодня я попытаю счастья там, где ходят стаи бонито и
альбакоре. Вдруг там плавает и большая рыба?"
Еще не рассвело, а он уже закинул свои крючки с приманкой и медленно
поплыл по течению. Один из живцов находился на глубине сорока морских
саженей, другой ушел вниз на семьдесят пять, а третий и четвертый
погрузились в голубую воду на сто и сто двадцать пять саженей. Живцы висели
головою вниз, причем стержень крючка проходил внутри рыбы и был накрепко
завязан и зашит, сам же крючок - его изгиб и острие - были унизаны свежими
сардинами. Сардины были нанизаны на крючок через оба глаза, образуя гирлянду
на стальном полукружье крючка. Приблизившись к крючку, большая рыба
почувствовала бы, как сладко и аппетитно пахнет каждый его кусочек.
Мальчик дал старику с собой двух свежих тунцов, которых тот наживил на
самые длинные лесы, а к двум остальным прицепил большую голубую макрель и
желтую умбрицу. Он ими уже пользовался в прошлый раз, однако они все еще
были в хорошем состоянии, а отличные сардины придавали им аромат и
заманчивость. Каждая леса толщиной с большой карандаш была закинута на
гибкий прут так, чтобы любое прикосновение рыбы к наживке заставило прут
пригнуться к воде, и была подвязана к двум запасным моткам лесы по сорок
саженей в каждом, которые, в свою очередь, могли быть соединены с другими
запасными мотками, так что при надобности рыбу можно было опустить больше
чем на триста саженей.
Теперь старик наблюдал, не пригибаются ли к борту зеленые прутья, и
тихонечко греб, следя за тем, чтобы леса уходила в воду прямо и на должную
глубину. Стало уже совсем светло, вот-вот должно было взойти солнце.
Солнце едва приметно поднялось из моря, и старику стали видны другие
лодки; они низко сидели в воде по всей ширине течения, но гораздо ближе к
берегу. Потом солнечный свет стал ярче и вода отразила его сияние, а когда
солнце совсем поднялось над горизонтом, гладкая поверхность моря стала
отбрасывать его лучи прямо в глаза, причиняя резкую боль, и старик греб,
стараясь не глядеть на воду. Он смотрел в темную глубь моря, куда уходили
его лески. У него они всегда уходили в воду прямее, чем у других рыбаков, и
рыбу на разных глубинах ожидала в темноте приманка на том самом месте,
которое он для нее определил. Другие рыбаки позволяли своим снастям плыть по
течению, и порою они оказывались на глубине в шестьдесят саженей, когда
рыбаки считали, что опустили их на сто. |