И делал это с завидной энергией. Но для начала раздал задания подчиненным от личного юриста до младшего продавца включительно. Чтоб в отсутствие хозяина не маялись дурью, бездельники. Юрист, кроме того, должен был выяснить, каким образом и к кому следует обратиться для защиты нарушенных прав: магически одаренного совершеннолетнего бипатрида Польши и Российской Федерации, подвергнутого похищению и пыткам магического характера; незаконно инициированной простячки, гражданки Российской Федерации и Республики Польши; похищенного зооморфа из клана Волков. Подготовить иски. Собрать необходимые документы. Дел ему хватит.

Затем Мирослав позвонил знакомой целительнице, панне Лизе Боревске. Та на звонок не ответила. Обидно.

Ну а после начался процесс непосредственно ощипывания связей. Для начала подергал ниточку старого знакомства со вторым секретарем при Координаторе Аароне. Тот занимается вопросами магического антиквариата, но ведь не только ими? Секретарь, впрочем, оказался вне зоны доступа — удалился от мира для поста и рассуждений о благе Баланса. Огорчился, но не слишком. Следующим на очереди был старый приятель из комиссии лицензирования и патентования, господин Андраш Мессарош, венгр. Впрочем, давно уже с исторической родиной порвавший и прочно осевший в тихом скромном Кополице. Этот от встречи и разговора не отказался, но попросил перенести их на послезавтра, так как сейчас слишком занят. Занят оказался и глава департамента магической безопасности южнопольского сектора. Этот, правда, пообещал перезвонить через пару часов. Хоть что-то…

В результате после часа обрывания телефонных линий у Мирослава Шаговского появилось три обещания "разобраться в деле" и одно — перезвонить. И всё. И пришлось обращаться официальным порядком в Отдел безопасности и борьбы с магическим терроризмом. И спокойная жизнь тут же подошла к концу.

Глава 6.

Когда-то давно здесь стоял деревянный пятиугольный сруб. Сначала, когда густые сосны поднимались до самого неба и мелкое лесное зверье — белки, ласки, барсуки — без опаски подходило к реке в этом месте, бревна сруба были еще светлые, чистые и пахли свежей горькой смолой, а окон у сруба не было. Потом сосны начали помаленьку исчезать, отодвигаться подальше от избы, словно бы выделяя её на берегу полосой ровного отчуждения. Почти перестал появляться здесь дикий зверь, разве что случайно, и то старался занырнуть скорее в кусты и больше сюда не забредать. Здесь пахло хищником. Опасным. Бревна посерели, по углам покрылись зеленью мха, мох же теперь свешивался и с крыши. Прорезались окна, впрочем, всегда спрятанные за грубыми ставнями без узоров — совсем не по традиции, некрасивыми и кривоватыми. По ночам летом и иногда зимой из-под ставен пробивался тусклый оранжевенький свет, а рядом со срубом мелькали гибкие тени кошек, каких здесь точно никогда раньше не видали — больших и черных, как уголь. В свете луны и в полосках света сквозь ставни их глаза сияли то желтым, то зеленым, а длинные когти опасно посверкивали. И будто бы отплясывали эти кошки при полной луне что-то невообразимое под шорох листвы, стрекот кузнечиков и плеск реки. Смотреть на эти пляски, впрочем, было некому: больше к срубу не совался ни один даже самый любопытный зверь — ни мышь, ни хомяк, ни бойкая синица, ни даже колючие и мрачные ежи, хотя им-то чего бояться? И люд к срубу не ходил — сруб прятался от чужих глаз за густыми колючими кустами шиповника, лесные тропки сбивали с пути, неизменно заманивали или в болото, или, покружив настойчивого путника, издевательски выводили обратно к деревне. Ходили еще толки про то, что, дескать, где-то в лесу стоит изба о пяти углах, сама черная, а на коньке крыши вовсе не лошадиная голова, как это у добрых людей заведено — оскаленный череп самого Царь-кошака. И вокруг той избы ночами ведьмы собираются на шабаш и пляшут, мор и засуху наводят. И вроде бы видали тех ведьм, через вечернее небо слетающихся на метлах к избе, накануне неурожая в тысяча девятьсот пятом, видели и в следующем году, и перед страшным семнадцатым, и еще много раз.