— Ладно, заходи. Вот сюда, на кухню… Хелег, брысь! — это мужик коту. Кот уже успокоился, но все равно косит на Андрея злой зеленью глаз. Как бы не цапнул за ногу, едва хозяин отвернется. Худая спина мужика затянута линялой футболкой, между острыми лопатками выцветшая надпись "Abibas". — Хелег, уйди с кухни!

Кот фыркает, свесив хвост, уходит. Длинный и пушистый, тот тянет за собой жирный клубок пыли.

— Он магов на дух не переносит, — поясняет мужчина. — И оборотней.

Кухня ужасна. Ремонт в ней не делался последние сколько-то сотен лет. Хотя вроде собирались — обои содраны и потолочная плитка. Пахнет сивушно. Под потолком — метелки пыльной травы. С трудом узнается полынь, остальное — загадка Андрею не по уму. Люстра, правда, приличная, дорогая. Словно бы чужая на этой кухне. Наверно, случайно перепала. Суют табурет. Табурет опасен — шатается и угрожающе скрипит. Интересно, табурет тоже магов не переносит? Или только оборотней?

— А теперь — рассказывай подробно.

Андрей и рассказал. От начала и до конца. Подробно. Мужчина мрачнел на глазах. Запоминающийся мужчина, колоритный — застиранное и затрепанное лицо алкоголика, сед и худ до невозможности, зато взгляд — бррр, продирает. Взгляд понимающий и сочувственный. Теперь уже. А сначала — словно по живому кожу сдирают.

— Понятно… Что касается девушки, тут нужно уточнить, но я слышал, что на нее выдали разрешение. Местный координатор. Пантерам. У них там мальчишка хворый, нужен обряд. Если это та самая — спасать бессмысленно. Никто ей теперь не поможет.

— Что?

— Девушка должна была в ближайшее время сама погибнуть, поэтому на нее подписали разрешение. Слышал про такое? Про обряды кошачьи что-нибудь знаешь? Да, правильно, откуда же тебе их знать… В общем, у Кошек ребенок заболел, мальчишке семь лет, генетический сбой. Обречен. Но родители не смирились, потребовали обряд. Обряд темный, но это их не остановило. Жертва понадобилась.

— Черт…

— Согласен. Так что…я, конечно, по старой памяти могу у Олега спросить, та самая или нет… но что-то про других девушек-оборотней я не слыхал в последнее время.

— И что мне теперь делать?

— Можешь попробовать подать апелляцию, но, если я не ошибаюсь, обряд через три дня, двадцать пятого. Ее просто не успеют рассмотреть. Могу подать я. Но у меня не примут вообще.

— Значит… все? Совсем?

Вот… тоска. И снег за немытыми стеклами — снег, ветер и снова снег. И уже не разобрать, где там небо, а где еще что.

— Ну, парень…

Там, на улице, даже подвывало. Как старая бездомная собака, замерзающая насмерть.

— Я её все равно найду.

— Не пори горячку. Девчонка все равно должна была умереть, а так хоть… Хоть кому-то ее жизнь сгодится.

Нехорошее слово Андрей сдержал. Под пальцами простонал пластиковый стаканчик. Полилось на штаны. И когда только успели сунуть? Стаканчик-то?

— Шшшш… Тьфу! Вот тебе тряпка! Слушай, есть еще один способ, но это авантюра чистой воды…

— Мне все равно.

— Если ты сейчас подашь апелляцию, ее разве что через неделю рассмотрят. И отклонят. Но есть одно исключение — ты можешь заявить, что был с этой своей Алиной… как это?… сговорен, наверно, правильно сказать. То есть заявишь, что имел намерение взять ее в жены и уже сделал предложение.

— Кто-то должен подтвердить?

— Два свидетеля.

— Ясно. Нет у меня двух свидетелей.

— Обидно. Впрочем, сдается мне… ладно, не нравится мне все это.