— На серьёзную тему, — вздохнула Хамасаки. — Пожалуйста, не нужно на меня так пялиться.

— Рук не протягиваю. Непристойного не говорю. Матом не ругаюсь. Уже и смотреть нельзя?

— Не стоит. Хорошо, объясняю… У тебя сейчас гормональный откат, очень чёткая физиологическая реакция на самку рядом. Я это отлично вижу, — она снова коснулась ногтем лба. — Мне бы очень не хотелось, чтобы ты в романтичном порыве придумал себе что-нибудь такое, о чём речь между нами и близко не идёт и идти не может. Просто чтобы тебе же потом не было хуже.

— Эх. Первый раз в жизни в этом заведении, — он указал взглядом на здание школы, — красивая одноклассница позвала поговорить. А я развесил уши. ИЗВИНИ.

— Абсолютно напрасно размечтался, — спокойно покачала головой Миру. — Это исключительно деловой разговор. Я надеюсь, ты отлично понимаешь, никакого другого контекста между нами не может быть по определению.

— Э-э-э? — Рыжий удивлённо и задумчиво посмотрел на неё. — Как скажешь, — выдал он после достаточно длинной паузы.

Она с удивлением поняла, что он только что абсолютно искренне сдержался и не добавил ничего с его точки зрения романтичного.

Её брови непроизвольно поднялись вверх: конечно, Седьков сегодня весь день только и делает, что удивляет. Но предположить подобное? С ней?

Хм. Он что, серьёзно?

— Что с тобой случилось? — спросила она в следующий момент.

Если непонятно, что происходит, лучше всего двигаться в лоб.

Рыжий неожиданно замялся:

— Миру, не прими на свой счёт. Ты классная, суперская, красивая. Сильная личность, неглупая, очень зрелая и взрослая! Ответственная, обязательная, решительная и смелая. Но…

Хамасаки решила, что её естественность в этот момент будет самой уместной реакцией, потому перебила:

— Тебя сегодня по голове здорово били? Что доктор сказал?

— Два сотрясения. Одно — остаточные явления, второе — свежак. А что?

— Сейчас никого рядом с нами нет. Записи я не веду, а ты и не сможешь. Бу…

— Почему это я не смогу?! — на ровном месте возмутился собеседник.

— Потому что ты натурал, — терпеливо вздохнула она. — Пожалуйста, не перебивай. Если ты будешь писать на внешнюю аппаратуру — я это увижу.

— Расширения?

— Да. А импланта у тебя нет. Поэтому ты записать не сможешь… Продолжаю. Буду тебе очень признательна, если ты раз и навсегда исключишь любой гендерный контекст из нашего общения.

— Бл*. Обидно, чё.

— Ты сейчас серьёзно? Погоди. Ты сейчас правда серьёзно?! — ей действительно было сложно поверить.

Хотя сидящий рядом человек не то что не обманывал, а вообще…

Даже нужных слов не найдёшь быстро.

— Тебе удалось меня удивить, — признала она в следующую секунду, решив слегка изменить собственным правилам. — За сегодня трижды. Я думала, ты понимаешь, с кем говоришь.

— С симпатичной, неглупой, обаятельной одноклассницей, — без паузы надулся Рыжий, обижаясь.

Непонятно на что.

— Бл**ь. — Традиционная национальная невозмутимость Миру дрогнула от разрыва шаблона и дала трещину. — Виктор! Ты можешь сделать мне одолжение?!

— Смотря какое. — Седьков непосредственно продолжил изображать оскорблённую невинность.

Да нет.

Не изображать, с растущим удивлением признала про себя японка. Он действительно напридумывал себе непонятно чего! И в самом деле думает, что…!

— Херасе. — Решив быть максимально открытой, она дисциплинированно проявила последовательность.

И не стала скрывать, что озадачена не менее него.