— В школе. Разговаривали в беседке между корпусами, в парке. Как договорили — подняли жопы и пошли по аллее. Метров через тридцать ей кто-то позвонил.

— Не знаешь, кто?

— Нет. Более того: специально отвлёкся на свои мысли, чтобы не слушать разговор. Она поговорила и пошла обратно в беседку, а я — дальше на выход и домой.

— Она что, общалась голосом?

— Нет. Через это приложение, когда шевелятся только губы, а звука нет. Но можно же по мимике и артикуляции что-то предположить. Было бы. Поэтому я задумался о своём.

— Сколько времени длился этот разговор?

— Объективно до десятка секунд. Но это может ни о чём не говорить: если мессенджер через школьный искусственный интеллект, там скорость обращения информации на порядок выше.

Они переглядываются. Тот, что на переднем сидении, бесшумно шевелит губами — тоже с кем-то разговаривает.

— Ты можешь на уровне интуиции попытаться предположить, кто ей звонил?

— М-м-м, нет. Миру очень сдержанная: у неё по лицу вообще не различается, она злится или радуется. По крайней мере, девяносто девять процентов времени так. А тут ещё и разговор бесшумный, так что интуиция отдыхает.

— Ни боковым зрением, ни ещё как-то — ты не зафиксировал хоть каких-то деталей?

— У меня сильная близорукость. Очки разбиты с утра, весь день ходил как крот — наощупь. Я не то что боковым зрением детали, я в лоб дальше пары метров физически не в состоянии увидеть.

— А эти очки, что на тебе?

— Домашняя пара, для квартиры. — Трогаю пальцем треснувшее стекло. — Вы же не думаете, что я в таком виде в люди хожу? Это так, дома, по бедности. Куда мы направляемся?

Тот, что едет на переднем сидении, пару секунд беззвучно совещается с невидимым абонентом, после чего отвечает:

— Хидэоми-сан, отец Миру, сейчас бросил всё и занимается вопросом лично. Он вынужденно восстанавливает её сегодняшний день по секундам. Поскольку вы чуть ли не последние общались наедине, и немало, лечащий врач включил тебя в список тех, с кем нужно проконтактировать. Едем к ним домой, к специалисту.

— Можете сказать, что случилось? Или это великая тайна, а меня можно как вещь — туда-сюда отвезти?

Тип оборачивается вперёд и какое-то время смотрит перед собой на дорогу в лобовое стекло. Потом всё же изрекает:

— Здесь не решается, что именно и кому говорить. Мы только отвозим тебя туда. Все подробности — там.

Оставшуюся часть пути движемся молча.

* * *

Если бы не нервы по понятным причинам, домом одноклассницы я бы восхитился: дворец.

Ну, точнее, три этажа, очень солидный земельный участок вокруг, каждый этаж примерно четыреста квадратов (на глаз).

Однако я уже понял, что что-то случилось с Миру, потому материальные аспекты бытия отошли на десятый план.

— НЕ РАЗУВАЙСЯ! — невысокий мужчина за полтинник на первом этаже, видимо, и есть отец.

Судя по похожему лицу и повышенной тревожности.

Странно. Насколько я в курсе, японские дома тем и отличаются от всего мира, что разуваться надо у входа.

— Как скажете. — Коротко поклонившись подсмотренным у одноклассницы движением, прохожу внутрь. — Если ляпну что-нибудь не то, прошу заранее извинить. С кем имею честь и что происходит?

— Хамасаки Хидэоми, я отец Миру. Приношу извинения за случившееся, но сейчас дорога каждая секунда. Тебя должен осмотреть наш специалист.

— Зачем?

Я бы мог ему сказать, что если кого-то просишь или напрягаешь — хорошо бы соблюдать приличия хотя бы внешне. Потому что его интонации и мимика с этими самыми приличиями никак не вяжутся: погружен в себя, словесные конструкции правильные, но ощущает себя барином, выдерживающим вежливость перед холопом.