— Легко! — Голицын раскрыл дежурную папку и достал нужный бланк.

— А не торопимся? — спросил Скрябин, наблюдая, как Голицын быстро заполняет пустые графы постановления.

— Опаздываем, — вздохнул Шилов, складывая лист со схемой. — Моцарт ведь их вчера упаковал. Хорошо, если их еще не хватились.

В кабинет заглянул Василевский:

— Начальник, СОБР прибыл. Скрябин снял с вешалки свою куртку:

— Я пошел, внизу подожду.

Голицын, продолжая заполнять бланк, между делом спросил:

— Ты все еще «и.о.», или уже на должность назначили?

— Нет еще, да я как-то и не стремлюсь. Ребята, правда, уговаривают…

— Правильно делают! Кого, если не тебя?

— Начальству виднее.

Голицын пренебрежительно хмыкнул.

Задумчиво посмотрев на него, Шилов сказал:

— Вот что, я должен сказать тебе одну вещь… — он хотел предупредить, что Краснов и Селиванов не пришли сами, замученные угрызениями совести, а были переданы людьми Моцарта, которые их предварительно хорошенько отделали, и что неизвестно, чем этот нюанс может обернуться в дальнейшем, но Голицын его перебил:

— Ты уверен, что мне это надо знать? Я не опер, я следователь. Мне достаточно того, что я знаю тебя. Держи! — Голицын протянул заполненный бланк.

— Спасибо, Юра.

— Да не за что!

* * *

Первой в тесноватый двор старого дома заехала «Альфа-ромео». Шилов и Скрябин остались в машине, а Соловьев вышел и покрутился немного, определяясь с расположением парадных и квартир. Когда он дал отмашку, Шилов со Скрябиным тоже вышли, а с улицы через узкую подворотню вкатился автобус СОБРа.

Поправляя под расстегнутой курткой лямку кобуры, Шилов дошел до автобуса, заглянул в салон:

— Значит так, орлы: клиенты серьезные, трупов наваляли немерено, терять им нечего. Есть автоматы, есть гранаты. До сих пор не попались — значит, осторожные. Так что сначала пойдут специально обученные люди в штатском, то есть мы, а пугать округу доблестным СОБРом будем в последний момент.

Старший собровец, единственный из них без закрывающей лицо черной маски, флегматично кивнул.

Шилов спрыгнул со ступеньки автобуса и посмотрел на своих:

— Ну, пошли?

— Что, старшой, окропим снежок красненьким? — проверяя пистолет, сказал Соловьев. Он всегда говорил эту фразу в таких ситуациях. Если было время, конечно.

Когда вошли в подъезд, где-то наверху скрипнула дверь и щелкнул замок.

Замерли, прислушиваясь. Услышали приближающиеся шаги. Кто-то осторожно, но в общем-то не таясь, спускался по лестнице.

— Стой здесь, мы наверх, — сказал Шилов Сереге.

На площадке третьего этажа им встретился высокий молодой мужчина в клетчатой кепке. У него были спокойный взгляд и простое лицо. Руки он держал в боковых карманах расстегнутой куртки и немного посторонился, пропуская шедшего первым Романа.

Пройдя мимо, Шилов слегка толкнул его плечом. Мужчина отшатнулся к стене, обернулся вслед Шилову и успел возмущенно сказать что-то вроде «В чем дело?», прежде чем Скрябин со словами: «Добрый день, милиция», — показал ему ксиву и потребовал:

— Разрешите ваши документы.

— Все нормально, коллеги, — мужчина широко улыбнулся и достал из кармана такую же бордовую корочку: — Свои!

Мельком продемонстрировав, он хотел ее убрать, но Скрябин придержал его руку и прочитал:

— Переверзев Алексей Владимирович, дознаватель УВД города Пскова…

— Случилось чего? — переводя взгляд со Скрябина на Шилова, спросил Переверзев.