Она пригласила Анну помогать ей присматривать за учениками, хромота и боль понемногу сходили на нет, однако и речи не могло быть о том, чтобы вернуться на сцену. Впрочем, сейчас Анне было не до балета. В эти томительные, бесконечно тянувшиеся дни она без конца думала только о Николае и о судьбе своих друзей в Царском Селе.

Николай смог навестить ее лишь в конце июля. Он сказал, что на этот раз участь императорской семьи решена окончательно. Из соображений безопасности Временное правительство запретило поездку в Ливадию. Царскую семью повезут через те губернии, что еще не охвачены пламенем бунта. Четырнадцатого августа они отправляются в Сибирь, в город Тобольск. Николай выкладывал одну новость за другой, а сам не сводил с Анны пытливого взгляда. Он как будто приберегал самое важное напоследок, не уверенный, как она отнесется к его решению.

– Я отправляюсь с ними, – вымолвил он так тихо, что сперва ей показалось, будто она ослышалась.

– В Сибирь? – ошалело переспросила Анна. Она явно не понимала, о чем ей толкуют. Что он хочет сказать?

– Я получил разрешение поехать в одном поезде с ними и сразу же вернуться назад. Анна, я не могу их сейчас бросить. Я должен быть с ними до конца, пока они не окажутся в безопасности. Пока не придет согласие принять их в Англии, они будут ждать в Тобольске. Конечно, в Ливадии им было бы намного лучше, но правительство считает необходимым держать их как можно дальше от бунтующих провинций – как они твердят, ради их собственного блага. Они очень подавлены таким решением, и было бы нечестно предоставить их самим себе. Пойми меня, пожалуйста. За эти годы они стали для меня как родные.

– Я прекрасно все понимаю, – заверила Анна со слезами на глазах. – И мне ужасно их жаль. Как к ним относятся охранники?

– С огромным уважением! Конечно, большинство слуг разбежалось, но, несмотря на это, в самом дворце да и в Царском Селе почти все осталось по‑прежнему.

Однако оба предвидели, что с отъездом в Сибирь все пойдет по‑иному, и Анну не меньше Николая заботило состояние Алексея.

– Именно поэтому я не могу не ехать, – негромко сказал доктор, и Анна снова согласно кивнула. – Боткин тоже собрался с ними, и он остается в Тобольске. Так он решил сам, и в какой‑то степени это дает мне свободу вернуться к тебе.

Анна кивнула еще раз – теперь уже благодарно, но Николая явно тревожило что‑то еще.

– Анна, – начал он, и по его голосу стало ясно, что речь пойдет о чем‑то ужасном, невозможном. Кажется, она уже знала о чем. – Я не хочу, чтобы ты снова меняла билеты. Я хочу, чтобы ты уехала на этот раз не откладывая. Здесь становится слишком опасно. В любой момент может начаться бунт, особенно тут, в городе. А я уеду за тридевять земель и не смогу быть рядом, чтобы тебя защитить. – Еще бы, ведь он будет на пути в самое сердце Сибири. А в такое смутное время даже путешествие от Царского Села до Санкт‑Петербурга превращалось в опасную и дальнюю поездку. – Я хочу, чтобы ты уехала в Америку первого августа, как и собиралась, а я тем временем доставлю их в Сибирь и вернусь при первой же возможности. Для меня будет большим облегчением знать, что тебе больше ничто не грозит, а Виктор сумеет о тебе позаботиться. Я не желаю слушать никаких возражений, я просто желаю, чтобы ты сделала так, как я велю, – закончил он чуть ли не сурово, готовясь дать отпор ее возражениям и возмущению. Однако Анна несказанно удивила его: она просто покорно кивнула, хотя щеки ее давно стали мокрыми от слез.

– Я понимаю. Я поеду одна… а ты догонишь меня, как только сможешь. – Она знала, что спорить тут не о чем, что Николай абсолютно прав.