|
Сегодня я ратую за своих собратьев. (Громкие, долго не смолкающие приветственные крики.) Я пришел на галерею палаты общин в качестве парламентского репортера, когда мне не было еще и восемнадцати лет, а ушел оттуда - трудно поверить в эту печальную истину, около тридцати лет тому назад. Я выполнял репортерскую работу в таких условиях, какие многие из моих собратьев здесь в Англии, многие из моих нынешних преемников, не могут себе и представить. Мне часто приходилось переписывать для типографии, по своим стенографическим записям, важные речи государственных деятелей, - а это требовало строжайшей точности, одна-единственная ошибка могла серьезно скомпрометировать столь юного репортера, - держа бумагу на ладони, при свете тусклого фонаря, в почтовой карете четверкой, которая неслась по диким, пустынным местам с поразительной по тому времени скоростью - пятнадцать миль в час. Последний раз, что я был в Эксетере, я забрел во двор замка, чтобы позабавить моего спутника, показать ему место, где я некогда записывал предвыборную речь моего благородного друга лорда Рассела - посреди отчаянной драки, в которой участвовал сброд со всего графства, и под таким проливным дождем, что двое моих добросердечных коллег, случайно оказавшихся без дела, держали над моим блокнотом носовой платок, наподобие того как держат балдахин во время церковного шествия. (Смех.) Я протер себе колени, столько я писал, держа на них бумагу, сидя в заднем ряду старой галереи старой палаты общин; я протер себе подошвы, столько я писал, стоя в каком-то нелепом закуте в старой палате лордов, куда нас загоняли, как овец (смех), и заставляли ждать... наверно, того времени, когда нужно будет заново набить мешок с шерстью. (Смех.) Случалось мне и застревать в грязи на проселочных дорогах, посреди ночи, в карете без колес, с измученными лошадьми и пьяными форейторами, и все же я успевал вовремя сдать свои записи в машину, да еще удостаивался памятных похвал покойного мистера Блека * с его незабываемым шотландским акцентом и столь же незабываемым золотым сердцем. (Крики "браво".)
Леди и джентльмены, я для того упоминаю об этих пустяках, чтобы вы видели: я не забыл, как увлекательна была эта моя старая работа. (Крики одобрения.) Быстрота и проворство, которых она требовала, доставляли мне удовольствие, до сих пор не иссякшее в моей груди. Всю сноровку и сметливость, с какой я пришел на эту работу и какую приобрел, выполняя ее, я сохранил до сих пор. Мне кажется, что я хоть завтра мог бы приступить к ней снова и дело пошло бы у меня, в общем, не хуже, несмотря на долгую отвычку. (Крики одобрения.) Еще и теперь, когда я сижу в этой зале или еще где-нибудь и слушаю скучную речь, - такие бывают, - я иногда, чтобы скоротать время, мысленно следую за оратором так, как делал это в те далекие дни; а порой хотите верьте, хотите нет - даже ловлю себя на том, что вожу рукой по скатерти, точно в воображении делаю стенографическую запись. (Смех.) Примите эти пустячные факты в подтверждение того, что я говорю по собственному опыту и что интерес мой к этой давнишней моей работе не угас. Примите их как доказательство того, что моя симпатия к профессии моей юности - это не настроение, которое овладело мною сегодня, а завтра будет забыто (крики "браво"), но непреходящая любовь, часть меня самого. (Возгласы одобрения.) Я думаю - я убежден, - что, если бы я не сменил мою старую профессию, я первый горячо отстаивал бы сейчас интересы этого учреждения, полагая, что оно зиждется на здоровой и прочной основе. Леди и джентльмены, я предлагаю выпить за процветание Газетного фонда, включив в этот тост, в связи с официальным признанием Фонда, имя, которое придало новый блеск даже самым выдающимся газетам мира, - славное имя мистера Рассела. (Громкие возгласы одобрения.) РЕЧЬ В АССОЦИАЦИИ КОРРЕКТОРОВ 17 сентября 1867 года * Джентльмены, так как это общество собралось сегодня не для того, чтобы послушать мою речь, а чтобы познакомиться с фактами и цифрами, весьма близко касающимися почти всех, кто здесь присутствует, - я чувствую, что с моей стороны достаточно будет самого короткого вступления. |
