-  Это вы - Жилин? - спросил он. - Борт-инженер?

    Жилин не ответил. Он поставил Юру перед собой, отступил на шаг и спросил страшным голосом:

    -  Водку пьешь?

    -  Нет, - испуганно ответил Юра.

    -  В бога веруешь?

    -  Нет.

    -  Истинно межпланетная душа! - удовлетворенно сказал Жилин. - Когда прибудем на «Тахмасиб», дам тебе поцеловать ключ от стартера.

    3. МАРС. АСТРОНОМЫ

    Матти, прикрыв глаза от слепящего солнца, смотрел на дюны. Краулера видно не было. Над дюнами стояло большое облако красноватой пыли, слабый ветер медленно относил его в сторону. Было тихо, только на пятиметровой высоте шелестела вертушка анемометра. Затем Матти услыхал выстрелы - «пок, пок, пок, пок», - четыре выстрела подряд.

    -  Мимо, конечно, - сказал он.

    Обсерватория стояла на высоком плоском холме. Летом воздух всегда был очень прозрачен, и с вершины холма хорошо просматривались белые купола и параллелепипеды Теплого Сырта в пяти километрах к югу и серые развалины Старой Базы на таком же плоском высоком холме в трех километрах к западу. Но сейчас Старую Базу закрывало облако пыли. «Пок, пок, пок», - снова доносилось оттуда.

    -  Стрелки, - горестно сказал Матти. Он осмотрел наблюдательную площадку. - Вот подлюга, - сказал он.

    Широкоугольная камера была повалена. Метеобудка покосилась. Стена павильона телескопа была забрызгана какой-то желтой гадостью. Над дверью павильона зияла свежая дыра от разрывной пули. Лампочка над входом была разбита.

    -  Стрелки, - повторил Матти.

    Он подошел к павильону и ощупал пальцами в меховой перчатке края пробоины. Он подумал о том, что может натворить разрывная пуля в павильоне, и ему стало нехорошо. В павильоне стоял очень хороший телескоп с прекрасно исправленным объективом, регистратор мерцаний, блинк-автоматы - аппаратура редкая, капризная и сложная. Блинк-автоматы боятся даже пыли, их приходится закрывать герметическим чехлом. А что может сделать чехол против разрывной пули?

    Матти не пошел в павильон. «Пусть они сами посмотрят, подумал он. - Сами стреляли, пусть сами и смотрят». Честно говоря, ему было просто страшно заходить туда. Он положил карабин на песок и, поднатужась, поднял камеру. Одна нога треножника была погнута, и камера встала криво.

    -  Подлюга! - сказал Матти с ненавистью. Он занимался метеоритными съемками, и камера была его единственным инструментом. Он пошел через всю площадку к метеобудке. Пыль на площадке была изрыта, Матти со злостью топтал характерные округлые ямы - следы «летучей пиявки». «Почему она все время лезет на площадку? - думал он. - Ну, ползала бы вокруг дома. Ну, вломилась бы в гараж. Нет, она лезет на площадку. Человечиной здесь пахнет, что ли?»

    Дверца метеобудки была погнута и не открывалась. Матти безнадежно махнул рукой и вернулся к камере. Он свинтил камеру, с трудом снял ее и кряхтя положил на разостланный брезент. Потом он взял треногу и понес в дом. Он поставил треногу в мастерской и заглянул в столовую. Наташа сидела у рации.

    -  Сообщила? - спросил Матти.

    -  Ты знаешь, у меня просто руки опускаются, - сердито сказала она. - Честное слово, проще сбегать туда.

    -  А что? - спросил Матти.

    Наташа резко повернула регулятор громкости. Низкий усталый голос загудел в комнате: «Седьмая, седьмая, говорит Сырт.