Изменить размер шрифта - +

   – Гадишь? – спросил Меф.
   Ромасюсик застенчиво свел вместе ручки и показал пальчиками расстояние сантиметров в пять.
   – Совсем чуточку! – произнес он тоном барышни, которая признается, что вчера без спросу взяла у дедушки вишенку.
   – Зачем?
   Ромасюсик сам не знал, почему он гадит. Видимо, сам вопрос «зачем?», заданный себе вовремя, уменьшает количество дурости в десять раз.
   Из отдела курток они попали в отдел сумок. Ромасюсик топтался рядом, лез с советами и уходить никуда не собирался. Меф не мог ничего выбрать и злился на себя, жалея, что подошел к нему. Пару раз у него возникала мысль, что встреча неслучайна. В болтающихся без дела Ромасюсиков он не верил, даже если они и решили чуток погадить для души.
   Наконец Меф выбрал сумку с большим количеством отделений и удобными карманами. Сумка была хороша всем, кроме цвета – огненно?рыжего. Меф же любил красный и синий.
   – Как поживает Прасковья? – спросил Меф.
   – О! О! О! – ответил Ромасюсик, вскидывая глазки к потолку.
   Видимо, у него не было слов, как именно поживает Праша.
   – Ясно, – сказал Меф.
   – Ничего тебе не ясно! – заявил Ромасюсик и принялся жаловаться, как ему тяжело с Прасковьей.
   Есть, мол, неэгоисты. Есть эгоисты ситуативные, которые хотя бы пытаются с собой бороться. Бывают эгоисты торгующиеся, любящие честный паритет (ты мне – я тебе). И, наконец, существуют эгоисты до такой степени, что вообще не понимают своего эгоизма. Они привыкли, что солнце светит для них, и реки текут для них, и ветер дует для них. Человек, зараженный таким вирусом, всегда считает, что все ему всем обязаны, он же не обязан никому и ничем. Лигул взрастил из Прасковьи именно такую эгоистку. И он, бедняга Ромасюсик, с ней мучается!
   – А ты не эгоист? – спросил Меф.
   Ромасюсик скромно потупился.
   – Обижаешь! Я один сын у мамочки! Как я могу не быть эгоистом?
   – Я тоже один сын у мамочки, – сказал Меф задумчиво.
   Услышав об этом, Ромасюсик полез обниматься и пожимать ему руку. Затем вдруг склонил головку набок, сделавшись похожим на толстую птичку.
   – Ей что?нибудь передать?
   – Праше?
   – Да!
   – Передавай привет!
   – И все? – спросил Ромасюсик разочарованно.
   – Все!
   – Ну хотя бы большой привет?
   Меф мысленно застонал. Он безошибочно ощутил, что большой привет Ромасюсик раздует до размера гигантского.
   – Передавай средний привет! – сказал он.
   – А большого, значит, не передавать?
   – Большой будет на Новый год.
   Ромасюсик заинтересовался. Для опытного сплетника это была ценная деталь. Мощное оружие.
   – Значит, сказать Праше, что ты напрашиваешься к ней на Новый год? Так, да?
   – Слушай, сгинь, а?! – вспылил Меф.
   Шоколадный юноша даже не попытался оскорбиться. Обижалка включалась у него только тогда, когда это было ему выгодно. Да и плюнуть в душу ему было невозможно по причине отсутствия объекта приложения слюны.
   – А сам еще здороваться подошел, бяка ты такая! Ну прощевай тогда! Погоуил я: Праша вэйтить не лайкит!
   Перед тем как попрощаться с Мефом, Ромасюсик долго обнимал его как старого друга.
Быстрый переход