Мой барсук, увлекшись до самозабвения, стал многословен и сыпал похвалы, из которых трудно было понять, почему все это столь прекрасно, но я еще до этого поразился, увидев барсука-чудовище, у которого было одно туловище, но семь голов и хвостов.

— Посмотри, кто это?

— Тише! Нельзя так кричать. Это семь умников Такэбаяси. Не такие уж большие негодяи. — Сказав это, он снова привлек мое внимание к Бретону: — Им могут позавидовать разве что юнцы из музея, насколько интереснее всей этой чепухи шкура Бретона-сэнсэя. Представь себе, какими глазами смотрит на нее жена, как переливается шерсть на шее. Любой мужчина в мире просто стушуется, не в силах соперничать с ним. Та же королева Елизавета наверняка отвергла бы герцога Эдинбургского, тот же Росселини вряд ли смог бы удержать Ингрид Бергман. Если бы я был мужчиной, живущим в низменном земном мире, для всех мужчин, имеющих любовниц, обязательно организовал бы движение сюрреалистического истребления. Х-ха, х-ха, х-ха...

Барсук Данте торжественно поднял руку и прекратил этим шепот моего барсука.

— Итак, начинаем церемонию.

Длившийся какое-то время шум, оттого что усаживались удобнее и откашливались, умолк, и в наступившей тишине барсук Данте быстро встал на кровати на задние лапы, поджав передние, как собака, просящая подачки, и, внимательно осмотрев присутствующих, медленно заговорил тихим голосом:

— Объявляю открытой блистательную церемонию по случаю вступления в башню Антена-кун. Председателем является Генеральный секретарь Центрального комитета башни его превосходительство Данте. Начнем с приветствия его превосходительства Данте. Хочу заявить, что именно выступающий сейчас и является его превосходительством Данте. Антен-кун, поздравляю тебя. Ты благополучно вошел в башню. Поскольку ты поглотил незаполненный мандат и тем самым признал все правила башни, я до минимума сокращаю бюрократические формальности. Договор и присяга уже подписаны доверенным лицом. Башня официально признаёт твое вхождение в нее. Однако глаза являются пуповиной, еще связывающей тебя с низменным земным миром. Мы бы хотели скорейшего решения этой проблемы. Тебе самому прекрасно известно, что глаза — огромная опасность, угрожающая нашему существованию. Мы бы просили, чтобы ты сам, по собственной воле, согласился как можно скорее сдать пуповину — глаза — в банк и, освободившись от этой тяжести, воспарил в небеса; взамен ты получишь бумажные глаза, что позволит тебе вести жизнь свободного гражданина. На этом я свое выступление заканчиваю, но мне хотелось бы, пользуясь случаем, сказать еще вот о чем. Как тебе известно, я — Данте. Что собой представляет Данте? Он является выдающимся, бессмертным, знаменитым, великим поэтом. Вся моя жизнь — это жизнь гения, избранного во имя объединения вечных, вселенских истин. Повторяю, я Данте. Однако таким я стал благодаря любимой мной чистой, невинной Беатриче. Изгнанный из Флоренции на долгих девятнадцать лет, я хранил для себя эту шкуру непойманного барсука. Я прошел Ад, Чистилище и наконец, получив эту изумительную шкуру, прибыл в Вавилонскую башню, но к тому времени — о-о! — Беатриче уже не было. Почему? Я печален. Послушай элегию Данте:

— Председатель, — перебил Данте чей-то голос. Это был барсук Ницше. — Хватит плакаться. Сбрось личину. Гений, гений — так легко ты повторяешь эти слова, а разве можешь утверждать, что я не гений? И все эти лицемерные разговоры о женщине. Сказал ли ты, что представляет собой женщина духовно? Идя к женщинам, не забывай плети — так говорил Заратустра. Но если речь идет о сексе, тут разговор особый. Во всяком случае, мы можем совершать превращение.