|
И тот де старец из под Синбирска ушол. А сказывал де ему тот старец, что у Никона есть готовых людей с 5000 человек, а те де люди у него готовы на Белоозере. И тот старец на бояю был, исколол своими руками сына боярского при нём, Стеньке... Да и брат Стеньки Фролко с пыток говорил те же речи...» Никон отвечал, как записано в его деле (Крестьянская война. Т. 3. Док. 290): «Которые де казаки у него были, и тех де казаков присылал к нему Степан Наумов со стрельцами; а с кем имяны, тогот он не упомнит. А к Разину де к Синбирску старца никакова он не посылывал и про 5000 человек людей не приказывал, и вверх Волгою Разина звать не веливал».
Далее, есть документ о том, что Разин дал показания на атамана Асая Карачурина. Выпись из приказа Казанского дворца керенскому воеводе И. Чубареву (Крестьянская война. Т. 3. Док. 316): «В прошлом де во 179 м году вор изменник Стенька Разин, как привезён был к Москве, и в то число говорил с пытки в ызмене и воровстве на кадомскаго татарина Асайку Карачюрина. А в какой измене говорил и что ево Асайкина измена, и то писано в деле вора Стеньки Разина и ево роспросные речи в приказе Казанского дворца». Этот документ был написан в связи с челобитной внука Карачурина о возвращении ему поместья деда. «И против сего челобитья в розыскном деле полуголовы московских стрельцов Алексея Лужина, как он розыскивап во 179 м году, написано». То есть показания Разина на Карачурина ещё и проверяли. 0 других ответах Разина ничего не известно, но логично предположить, что они были. Зато чудом сохранилась бумажка, на которой царь собственноручно написал свои вопросы (Крестьянская война. Т. 3. Док. 77. Между 2 и 6 июня). Вероятно, это лишь черновик «для себя». Вопросы не имеют систематического характера – по видимому, после того, как до сведения царя довели основные показания Разина, он захотел уточнить некоторые частности. Понять эти вопросы не так то легко. Наиболее подробно они проанализированы в работе В. И. Буганова «“Розыскное дело” Степана Разина» – будем обращаться к ней в тех случаях, когда сами не сможем разобраться. Всего вопросов десять. Первый: «О князь Иване Прозоровском и о дьяках: за што побил и какая шюба?» Ох и наделала же разинская шуба шуму, если царь интересовался ею даже после смерти Прозоровского. Надо полагать, на этот вопрос Разин ответил. С чего бы он стал щадить память Прозоровского? О дьяках – вероятно, имеются в виду те из астраханских «приказных людей», что были убиты при взятии Астрахани. Второй вопрос: «Как пошёл на море, по какому случаю митрополиту ясырь присылал?» Это тоже понятно. Помните, когда Разин возвращался из Персии, он украл с учуга Басарга рыбу, но с какой то непонятной целью оставил там «рухледь» и пленных. Вот и царь тоже не понял, и мы не поймём, видно, никогда; Буганов никакой вразумительной версии тоже не высказывает. Третий вопрос: «По какому умыслу, как вина смертная отдана, хотел их побить и говорил?» Кого «их» – совсем непонятно: Разин столько народу «хотел побить» и «побил», что гадать почти бесполезно. Е. А. Швецова, составитель и комментатор «Крестьянской войны», пишет в комментарии к документу № 77, что вопрос «касается причин восстания в 1671 году». Но вряд ли этот, самый важный, вопрос не был задан Разину сразу, и в царской бумажке он записан после сплетен о шубе. Буганов считает, что речь идёт об эпизоде, когда перед первым появлением в Астрахани Разин принял от Львова и поцеловал царскую грамоту, а в вопросе царя слышится возмущение: почему же после этого так нехорошо себя вёл. Ничего не можем сказать ни за, ни против этого мнения. Четвёртый вопрос: «Для чево Черкасского вичил, по какой от нево к себе милости?» «Вичил», то есть называл по имени отчеству, – знак уважения. |
