— Какие?

Прокурор опять посмотрел на Шарп.

— Скорее, противоречия, — проговорила та. — По крайней мере одно из них представляется довольно серьезным.

Не показывай вида, что встревожен, сказал себе Пэйджит. Он обернулся к ней с выражением вежливого внимания. Она сердито поджала губы.

— Во-первых, Мария Карелли говорила инспектору Монку, что, когда она зашла в номер Ренсома, окна были зашторены. Монку это показалось странным. Тогда он допросил официанта, который приносил вино в номер. Окна были не зашторены — официант в этом абсолютно уверен.

Пэйджит принял озабоченный вид.

— Что же конкретно из этого следует?

— Мы не беремся что-либо утверждать. Но это повышает вероятность того, что мисс Карелли закрыла окна шторами по какой-то собственной надобности.

— Вы можете назвать какую-либо надобность, из-за которой ей можно предъявить обвинение?

Шарп посмотрела на него пристально.

— Мы не обвиняем людей, — ледяным тоном произнесла она, — за то, что они закрывают шторы. Но люди иногда занавешивают окна, чтобы другие не видели, чем они занимаются.

— Это, — возразил Пэйджит, — повышает вероятность того, что Ренсом занавесил окна, потому что собирался изнасиловать Марию Карелли, а она этого не заметила либо забыла об этом. Для того чтобы оценить ситуацию и сделать далеко идущие выводы, надо было задать этому официанту вопрос: помнит ли он точное положение каждой шторы во всех бесчисленных комнатах, в которых — и это он тоже должен безошибочно помнить — побывал в тот день.

Следившая за Шарп Элизабет Шелтон слегка улыбнулась.

— Я задавала этот вопрос, — парировала Шарп. — Он хорошо помнит мисс Карелли. Он еще подумал тогда, что мистер Ренсом — счастливчик.

— Он, конечно, попытался им быть, — сказал Пэйджит. — Но, как однажды заметил Сомерсет Моэм, «счастье — это талант».

Шарп густо покраснела; улыбка Шелтон погасла, когда Шарп бросила на нее взгляд в упор. Пэйджит тут же отметил про себя, что, во-первых, Шелтон не любит Шарп, а во-вторых, она знает нечто неприятное, о чем он, Пэйджит, пока не догадывается.

— Не взыщите за несерьезность тона, — обратился он к Шарп. — Я, конечно, спрошу Марию про шторы. Что-нибудь еще?

— Да. — Взгляд Шарп стал особенно суров. — Мисс Карелли говорит, что она ни разу не покидала номера. Но один из постояльцев утверждает, что, выходя из лифта, видел, как она входила в номер. Я бы сказала: возвращалась в номер; постоялец шел к себе после ленча, следовательно, было около часа, тогда как мисс Карелли заявляет, что пришла в номер гораздо раньше.

Впервые заговорила Шелтон.

— Примерно в час, — осторожно сказала она, — наступила смерть.

Пэйджит снова обернулся к Шарп:

— Постоялец уверен, что это была Мария?

— Он видел ее только сзади. Но это была черноволосая женщина ростом примерно пяти футов восьми дюймов и с осанкой Марии Карелли.

Он задумался на мгновение:

— Если исходить из предположения, что это Мария, я думаю, он видел ее приход, а было это раньше, чем он считает.

Торжество промелькнуло во взгляде Шарп.

— Это не мог быть приход, — отрезала она. — Дверь ей никто не открывал. Женщина вошла сама.

Пэйджит почувствовал в ее словах уверенность человека, облеченного особым доверием. Кажется, она полагала, что в силу той же самой причины, по которой Брукс поручил ей дело Марии Карелли, ей предоставлена большая, чем обычно, свобода действий.