- Куда теперь? - спросил он, сворачивая к известному всему Шантарску
долгострою, похожему на кукурузный початок зданию, вот уже лет шесть с
завидной регулярностью менявшему то хозяев, то подрядчиков, да так и
оставшемуся недоделанным. Месяц назад в свою родную Поднебесную убрались
китайские строители, никак не способные привыкнуть к российскому обычаю
задерживать зарплату, а турки, о которых с гордостью трепался по телевизору
мэр, что-то не появлялись. Видимо, тоже прослышали о новых традициях касаемо
вознаграждения за труд и не хотели превращать свою жизнь в бесконечный
ленинский субботник...
Отрок перегнулся к нему, в нос ударил густой запашок портвейна:
- Давай вон туда, к забору... Ага. Глуши реактор. Юлия, я вас имею честь
душевно пригласить отдаться...
- Что, здесь? - в ее голосе Родион что-то не почуял особенного протеста.
- А в лифте лучше было? Тут тебе и музыка играет, и вино под рукой...
- А этот? - хихикнула Юлия.
- А чего, пусть сидит, чего не видел? Дети, что ли? Ему по должности
смущаться не полагается... лови купюру, шеф. Хочешь, иди погуляй, сопри вон
унитаз для дома, для семьи, а хочешь, сиди тихонечко и меняй кассетки...
Юлия, любовь моя на всю сегодняшнюю пятницу... - и в следующий миг затрещали
застежки-липучки ее курточки.
- Эй! - сказал Родион громко. - Я на этом собачьем ветру гулять не
собираюсь...
- Ну, тогда сиди и учись... - придушенным голосом бросил отрок. - Только
помолчи, кайф влюбленным не ломай...
Нет, такого с ним еще не случалось в многотрудной работе
незарегистрированного частного извозчика... Он пропустил момент, когда
следовало, плюнув на все и забрав ключ зажигания, вылезти из машины - не до
утра же будут блудить... Отчего-то выходить теперь казалось еще стыднее и
унизительнее, чем оставаться на месте. Родион, ругаясь про себя, сидел,
вжавшись в сиденье, избегая смотреть в зеркальце заднего вида. В машине было
темно, они остановились вдали от фонарей - сопляк, хоть и пьяный, место
выбрал с умом, и за спиной Родиона совершенно непринужденно, словно его
здесь и не было, разворачивалось нехитрое действо: ритмичная возня, стоны и
оханье, прекрасно знакомое каждому взрослому мужику с опытом
чмоканье-хлюпанье...
Странно, но он не испытывал ни малейшего возбуждения, хотя чуть ли не
рядом с ним громко колыхались слившиеся тела и запах секса в салоне с
наглухо задраенными окнами становился все сильнее. Отвращение к ним, к себе,
к окружающей жизни превозмогало все остальные эмоции. Наверное, в таком
состоянии люди способны убить: он вдруг представил свою Зойку, Зайчика на
заднем сиденье наемной машины, в руках пьяного сопляка... В виски словно
вонзились тонкие иглы, Родион едва не взвыл от безнадежности, повторял в
уме, словно испортившийся патефон:
"С ней такого не будет, с моей дочкой ни за что такого не будет, пусть
жизнь теперь другая, Зойка все равно вырастет лучше и чище, с ней такого не
будет. |