Он нам лицо чужое дал —

         И брат стал брату незнаком.

         Была услада нам в одном:

         Друг другу голос подавать,

         Друг другу сердце пробуждать

         Иль былью славной старины,

         Иль звучной песнию войны —

         Но скоро то же и одно

         Во мгле тюрьмы истощено;

         Наш голос страшно одичал;

         Он хриплым отголоском стал

         Глухой тюремныя стены;

         Он не был звуком старины,

         В те дни, подобно нам самим,

         Могучим, вольным и живым.

         Мечта ль?.. но голос их и мой

         Всегда звучал мне как чужой.

IV

         Из нас троих я старший был;

         Я жребий собственный забыл,

         Дыша заботою одной,

         Чтоб им не дать упасть душой.

         Наш младший брат, любовь отца…

         Увы! черты его лица

         И глаз умильная краса,

         Лазоревых как небеса,

         Напоминали нашу мать.

         Он был мне все, и увядать

         При мне был должен милый цвет,

         Прекрасный, как тот дневный свет,

         Который с неба мне светил,

         В котором я на воле жил.

         Как утро, был он чист и жив:

         Умом младенчески игрив,

         Беспечно весел сам с собой…

         Но перед горестью чужой

         Из голубых его очей

         Бежали слезы, как ручей.

V

         Другой был столь же чист душой;

         Но дух имел он боевой:

         Могуч и крепок в цвете лет,

         Рад вызвать к битве целый свет

         И в первый ряд на смерть готов…

         Но без терпенья для оков.

         И он от звука их завял.