Изменить размер шрифта - +


     Прозрачный перекинув мост
     (упрусь в колонну),
     пяток пятиконечных звезд
     по небосклону
     плетется ночью через Русь
     -- пусть к Вашим милым
     устам переберется грусть
     по сим светилам.

     На четверть -- сумеречный хлад,
     на треть -- упрямство,
     наполовину -- циферблат,
     и весь -- пространство,
     клянусь воздать Вам без затей
     (в размерах власти
     над сердцем) разностью частей --
     и суммой страсти!

     Простите ж, если что не так
     (без сцен, стенаний).
     Благословил меня коньяк
     на риск признаний.
     Вы все претензии -- к нему.
     Нехватка хлеба,
     и я зажевываю тьму.
     Храни Вас небо.

             август -- сентябрь 1964


Сонет

           М. Б.

     Прислушиваясь к грозным голосам,
     стихи мои, отстав при переправе
     за Иордан, блуждают по лесам,
     оторваны от памяти и яви.
     Их звуки застревают (как я сам)
     на полпути к погибели и славе
     (в моей груди), отныне уж не вправе
     как прежде доверяться чудесам.

     Но как-то глуховато, свысока,
     тебя, ты слышишь, каждая строка
     благодарит за то, что не погибла,
     за то, что сны, обстав тебя стеной,
     теперь бушуют за моей спиной
     и поглощают конницу Египта.

             август -- сентябрь 1964, Норенская


x x x

           М. Б.

     Деревья в моем окне, в деревянном окне,
     деревню после дождя вдвойне
     окружают посредством луж
     караулом усиленным мертвых душ.

     Нет под ними земли -- но листва в небесах,
     и свое отраженье в твоих глазах,
     приготовившись мысленно к дележу,
     я, как новый Чичиков, нахожу.

     Мой перевернутый лес, воздавая вполне
     должное мне, вовне шарит рукой на дне.

     Лодка, плывущая посуху, подскакивает на волне.
     В деревянном окне деревьев больше вдвойне.

             26 октября 1964, Норенская


x x x

           М. Б.

     Тебе, когда мой голос отзвучит
     настолько, что ни отклика, ни эха,
     а в памяти -- улыбку заключит
     затянутая воздухом прореха,
     и жизнь моя за скобки век, бровей
     навеки отодвинется, пространство
     зрачку расчистив так, что он, ей-ей,
     уже простит (не верность, а упрямство),

     -- случайный, сонный взгляд на циферблат
     напомнит нечто, тикавшее в лад
     невесть чему, сбивавшее тебя
     с привычных мыслей, с хитрости, с печали,
     куда-то торопясь и торопя
     настолько, что порой ночами
     хотелось вдруг его остановить
     и тут же -- переполненное кровью,
     спешившее, по-твоему, любить,
     сравнить -- его любовь с твоей любовью.
Быстрый переход