Изменить размер шрифта - +
Причина этого опять в неразвитости и происходящей из нее неясности и неопределенности созерцания. Представляем здесь, в поучительный для молодых поэтов пример подобной невыдержанности, две прекрасные, но испорченные пьесы Полежаева, в совершенно различных родах. Первая называется «Море»:

 

         Я видел море – я измерил

         Очами жадными его:

         Я силы духа моего

         Перед лицом его поверил.

         О море, море! – я мечтал

         В раздумьи грустном и глубоком, —

         Кто первый мыслил и стоял

         На берегу твоем высоком?

         Кто, неразгаданный в веках,

         Заметил первый блеск лазури,

         Войну громов, и ярость бури

         В твоих младенческих волнах?

         Куда исчезли друг за другом

         Твоих владельцев племена,

         О коих весть нам предана

         Одним злопамятным досугом?..

         . . . . . . .

 

Превосходно! Стихи, достойные величия моря! Но то ли далее? —

 

         Всегда ли, море, ты почило

         В скалах, висящих над тобой?[23 - В «Отечественных записках» ошибочно процитировано. У Полежаева: «В скалах, висящих надо мной» («Стихотворения», 1832, стр. 74).]

         Или неведомая сила,

         Враждуя с мирной тишиной,

         Не раз твой образ изменила?

         Что ты? откуда? из чего?

         Игра случайная природы,

         Или орудие свободы,

         Воззвавшей все из ничего?

         Надолго ль влажная порфира

         Твоей бесстрастной красоты

         Осуждена блистать для мира

         Из недр бездонной пустоты!

 

Сбивчиво, темно, неопределенно, хотя и заметно, что у поэта шевелилась на душе мысль! Далее опять лучше:

 

         Вот тайный плод воображенья

         Души, волнуемой тоской,

         За миг невольный восхищенья

         Перед пучиною морской!..

         Я вопрошал ее… Но море,

         Под знойным солнечным лучом,

         Сребрясь в узорчатом уборе,

         Меж тем лелеялось кругом

         В своем покое роковом.

Быстрый переход