– Вот, смотрите, получилось! – закричал он с порога, размахивая какой то пробиркой. К счастью, закрытой.

– Проходи, Слава, рассказывай, что тут у тебя, – попытался я сбить митинговый настрой спокойным тоном.

– Получили препарат! С нужными свойствами, Евгений Александрович! Вот, смотрите! На кроликах работает отлично!

Ничего выдающегося в пробирке я не увидел. Желтовато серая субстанция, не очень много. Примерно как в американской инструкции.

– Но? – я так и не дождался неизбежного добавления о незначительных препятствиях и вынужден был подстегнуть рассказ.

– Нестабильное вещество, – вздохнул Слава. – Держится сутки, а после – всё… И методика для промышленного производства…

– Ты сначала получи лекарство, про заводы с фабриками потом думать будем. Ты писал Романовскому о трудностях?

– Нееет…

– А я тебя с ним зачем знакомил? Я говорил, что Дмитрий Леонидович теперь с нами работает?

– Просто я думал…

– Что лавры делить ни с кем не хочется. Слава, получим задуманное, хватит на всех. На результат работаем! Ордена потом раздавать будем! Тебе обещаю самый большой!

Я задумался. Испытать хочется, но как? Фигачить пенициллин на весь курс лечения в непрерывном режиме? Дозировка там мизерная. Буквально единицы. Считали мы по самому первому стандарту – убитый круг культуры стафилококка диаметром двадцать четыре миллиметра и есть та самая единица. Остальные я просто не помнил, а этот был записан в «золотой лекции».

– Моровского пригласи, Слава.

Вацлав ждать себя не заставил, наверное, рядом совсем был. Больных с гнойными инфекциями нашли аж троих. И всех даже спрашивать разрешения на испытания не надо было – за еду эти люди согласны на всё. Два гнойных конъюнктивита и одна флегмона стопы. Насчет последней я был не совсем уверен. Но пусть будет. Посеять культуру из отделяемого, определить возбудителя…

– Один конъюнктивит – контрольная группа. Дозировку… для глаза пять единиц шесть раз в сутки, для ноги – пусть будет двадцать. Антонов, сделаешь?

– Д да, – кивнул Слава. Ишь, как понял, что к истории приобщается, так и заикаться вдруг начал.

– Вацлав Адамович, за вами наблюдение и тщательное протоколирование. С фотографиями! У нас тут специалистов, как выяснилось, даже в избытке, – не удержался я от сарказма. – Пригласить стороннего наблюдателя из университета, а лучше нескольких. Нотариуса для заверения лабораторных журналов. Цели поставлены, задачи определены! За работу, товарищи!

На товарищах я и спалился. Слово вроде и общеупотребительное, в армии, или на должности какой, но всякие смутьяны уже активно пытаются заграбастать его себе монопольно. Поляк вылупился на меня, открыв рот. Славка же, наоборот, посмотрел в восторге.

* * *

На такой бодрой ноте я вышел из кабинета, и даже начал насвистывать песенку про полет на луну. Правда, секунды через три я сбился и замолчал. Но Должикова поразить успел.

– Кстати, Егор Андреевич, подготовьте к моему возвращению два приказа, – дал я ценное указание.

Вот профессионал! Ни на секунду удивления не показал. Записал, кивнул, и дальше работать начал.

Во дворе стоял Ли и разговаривал о чем то с Чириковым. Мне даже немного стыдно стало – со всеми этими приключениями я довольно основательно забросил занятия. В Пятигорске так и вовсе ни разу даже зарядку не делал. Естественно, тут же дал себе обещание перестать волынить и теперь заниматься рукомашеством и ногодрыжеством регулярно. Вот только в Питере дела завершу – и сразу. Прямо на следующий день. Если более реалистично, то через день, но точно не позже.

А не попросить ли у моего учителя повторный сеанс связи с космосом? Может, удастся вспомнить формулу изониазида, которым не один десяток лет лечили туберкулез и травили собак? Она простая вроде.