Агнесс вышла из за своей конторки, принесла Хоффману успокаивающие капли на основе валерианы. И я сумел оценить стати девушки. Крутые бедра, талия, высокая грудь в медсестринском переднике.

– Доктора Ляйфера ищут уже трое посыльных, он тут рядом живет – может быть вам пока чаю предложить?

– Не откажусь, – покивал я, отводя глаза.

Ну нельзя вот так вот… сразу после Лизы, да еще фоном стонущий Ганс… Нашелся фехтовальщик на мою голову!

– У вас какой то странный акцент. Вы славянин?

Агнесс быстро вычислила меня. Сразу после того, как вторая, пожилая медсестра с высокой прической принесла чай, начала выпытывать подробности. Вроде как про пациента, блокаду, о которой тут слыхом не слыхивали, а по факту – про меня лично. В медицинском саквояже был журнал Deutsches Ärzteblatt с моей статьей – показал, чтобы подтвердить квалификацию. Ну и пошло поехало – вопрос за вопросом, ахи и расширенные зрачки. Думаю, не только у Агнесс, но и у меня тоже. Заливался соловьем. До тех по пока не показался грузный доктор Ляйфер с тростью в руках. Под шумиху с выносом Хоффмана на носилках, я сбежал из больницы очень быстро – коротко протараторив коллеге отчет о лечении и свои догадки относительно дальнейшего развития событий. Даже не попрощался с девушкой. Вот такой нехороший человек.

* * *

Закончив дела в больнице, я помылся и решил позавтракать в кафе напротив. Из головы все никак не шла эта Агнесс, особенно ее зеленые глаза. Поэтому надумал развеяться, изучить окрестности – благо дождь закончился, выглянуло солнышко. Дошел до моста и посмотрел на крепость на другом берегу. Обозревать ее поближе не решился, для этого пришлось бы карабкаться вверх, а мне после завтрака было откровенно лень. Зато нашелся добровольный экскурсовод в виде старичка, рисующего пейзажи на берегу реки. Он и рассказал, что река – Майн, мост – Старый, а крепость – Мариенберг.

Воспользовавшись моей врожденной вежливостью, старый хрыч решил изложить мне историю родного города от времен основания до сегодняшнего дня. Краевед экстремист, короче. На меня сыпались имена герцогов, императоров, святых, военачальников, и прочий исторический мусор. Уже через минуту я перестал вслушиваться, потому что мне совершенно по барабану, что двигало матерью какого то герцога, когда она решила послать подлых убийц к знаменитому попу. Естественно, кивал, говорил «Я, я». Демонстрировал участие в разговоре.

Я готов был даже заплатить пару марок за пейзажик, выглядящий как первая проба кисти, но, как ни странно, шедевр мне предложен не был. Хоть тут повезло. И в отплату за подробный отчет о строительстве епископской резиденции, а заняло это лет сорок местной истории, я спросил о герре Рёнтгене, ректоре университета. А вдруг он поклонник Гёте или Гейне, сбегаю в библиотеку, заучу пару цитат для беседы.

Оказалось, Вильгельм Конрад… не уважает русского царя, и вообще, либерал и вольнодумец. Шутить не любит, интересов два – наука и семья. Короче, мое письмо могло привести совсем не к тем результатам, на которые надеялся. Но делать нечего, идти надо. Разрулим на месте, если что. Явочным, так сказать, порядком.

* * *

Герр ректор встречал меня на ступенях университета. По крайней мере, выглядело это именно так – он стоял, я подходил. Очень похож на канонические портреты – окладистая борода, густые брови, суровый взгляд. Студенты на экзамен без подгузников вряд ли заходят.

Когда я приблизился на минимально возможное расстояние, то оказался в позе смиренного просителя – учитывая три ступеньки, взгляд мой упирался в пупок физика, а потому я должен был задирать голову. А ведь видел, гад, что иду прямо к нему, даже шага навстречу не сделал.