Подозреваю, что значение важности банкира очень трудно переоценить. Потому что учтивость достигла невиданных высот: Рентген заговорил о моих собственных изысканиях. Я коротко рассказал о стрептоциде, группах крови и операции на открытом сердце. Оказалось, что Вильгельм Конрад, вернее, его любезная супруга Анна Берта, успешно лечилась волшебным русским порошком. А я ведь думал воздействовать через нее, если напрямую не получится.

Расстались мы очень тепло. Меня даже чаем угостили. Договорились на завтрашний вечер. Раньше лекции, семинары и ректорская рутина. Только мощная сила воли удержала меня от торжествующего вопля, сопровождающего ритуальный праздничный танец дикаря племени тумба юмба. Я сделал это!

Заниматься на следующий день больше ничем у меня не получалось. Общая приподнятость настроения не давала. Будто подросток, добившийся долгожданной взаимности от предмета своего обожания, я хотел поделиться радостью с окружающими. Только осознание, что всем остальным это крайне неинтересно, затыкало мне рот. Один Кузьма заметил радостные пробежки по номеру и прыжки с кровати, но сделал ошибочный вывод, что мне удалось втюхать местному университету нечто малопонятное и бесполезное, заработав при этом кучу деньжищ. Это привело к новому приступу хандры у моего слуги, потому что мечты о волшебной таблетке, которая убьет другое чудо и позволит пьянствовать, как это и предначертано божьей волей всем нормальным людям, никуда не делись.

Чтобы подогнать время, пошел прогуляться. Опять наткнулся на говорливого пейзажиста и постоял возле него, выслушивая очередную порцию местных хроник. Уступил настоятельной рекомендации и профланировал до той самой епископской резиденции, которую строили сорок лет. От нечего делать начал представлять, сколько же народу там работает и чем они занимаются. Потому что здание хоть и пониже нашего Зимнего, но вряд ли сильно короче.

После этого решил отобедать. Пока закажу, дождусь, поем неспешно, так и час икс наступит. Но повернувшись спиной к садово парковому ансамблю, чуть не сбил с ног прогуливающуюся вдоль ограды барышню с зеленым зонтиком. Ба, да это Агнесс, красотка, строившая мне глазки в приемном покое местной больницы. Я тут же извинился, и поддержал ее за локоть, хоть в этом уже и не было никакой нужды.

– Фройляйн Агнесс? – приподнял я котелок.

И если мою улыбку от уха до уха я объяснить мог, то почему девушка так обрадовалась, понять не получалось. Что у нас было? Наилегчайший флирт на ее работе? Помилуйте, да любой нормальный мужчина, увидев такое чудо, начнет плоско шутить, лихо подкручивая ус. На одних инстинктах, без участия коры головного мозга. К симпатичной медсестричке за смену сто человек подкатывает. А с учетом неимоверной концентрации студентов в Вюрцбурге удивляюсь, почему Агнесс одна, а не в сопровождении небольшой армии поклонников.

– Герр Баталофф, – исполнила она книксен. – А в нашей больнице только о вас разговоры идут. Как замечательно вы избавили от страданий этого несчастного герра Хоффмана! Он так кричал раньше, а тут раз – и прошло всё. Камень вышел, распался на мелкие кусочки. И хорошо, а то слишком уж он большой был, натворил бы бед! Да что же мы стоим? Еще епископ подумает, что мы замышляем что то плохое, – засмеялась она. Боже, какая улыбка, какие белоснежные зубки и коралловые губки бантиком! – Проводите меня, пожалуйста. У вас есть время? Я вышла прогуляться после обеда, так что мы можем пойти куда вам надо, я совершенно свободна.

Агнесс щебетала почти без перерыва. Впрочем, голос у нее тоже милый, не утомляет. Особенно в сочетании с совсем не арийской внешностью – по крайней мере сейчас в лице нет даже намека на сходство с лошадью.