Изменить размер шрифта - +
Кто то, уже не помню фамилию, после Первой мировой вроде придумал лечить сифилис малярией. Спирохета, она нежная, при температуре сорок с копейками дохнет. И несчастным сифилитикам пихали в организм малярийный плазмодий, венерическая болячка на высоте приступа лихорадки проходила, потом клиента лечили хинином, и все становились счастливыми. Кренделю даже Нобелевку за это дело дали. Впрочем, за лоботомию тоже, уже другому, это не показатель.

А вот чуть позже решили, что малярия – это не совсем кошерная болячка, да и хинин помогал не всем. И изобрели супер пупер лекарство сульфозин. Очень сложное в изготовлении. Учащийся третьего класса средней школы может с первого раза не справиться. И лечили сульфозином долго и успешно. А я не только название препарата помню, но и примерный состав. А значит что? Правильно. Можно написать письмецо безносой знакомой. Нет, не той, что с косой, а недавней, Бестужевой.

 

* * *

 

Утром в понедельник, окрыленный фармацевтическими успехами, я уже к девяти утра был в кабинете. Выделил себе часик поработать в тишине – без Кузьмы и бродящих вокруг котов. С последним вышла забавная история. На кураже с опытами я решил повторить один недавний странный эксперимент. Смазал валерьянкой щеки, лег и посадил на грудь Баюна. Тот, конечно, не будь дурак, начал лизать меня. А я все ждал: что произойдет? Вдруг очнусь еще где?

Это я по глупости, конечно, решился. Дескать, и море по колено, и эзотерические опыты могу ставить. Задним умом мы все сильны, потом сообразил. А ну очнусь в каком нибудь паралитике рабе в эпоху Древней Греции? Или вообще в чумного доктора заеду, в век так четырнадцатый, в Европу. Скинул удивленного мурмяу, помчался на работу, костеря себя за дурацкую удаль. Ожил, что называется.

А во врачебном кабинете меня уже ждали. Высоколобый, с хитрым прищуром мужчина, с почти казацкими усами подковой. Посетитель в костюме тройке расположился за моим рабочим столом, разложил на нем газетку и спокойно чистил револьверы. Те самые, что я экспроприировал у экспроприаторов.

– Как неаккуратно, Евгений Александрович, – попенял мне визитер. – Даже не обиходили оружие.

– Чем обязан? – поинтересовался я нейтрально.

Как себя вести совершенно непонятно. А ведь сейчас еще и Вика придет… Опасности «чистильщик» вроде бы не представлял, и я присел на стул рядом со столом.

– Это я вам обязан, Евгений Александрович! Так, глядишь, эти народоправцы начали бы стрелять, обывателей пугать, убили бы кого… А вы как их ловко, на раз два три! Не хотите к нам на службу? Ах, извините, я не представился. Зубатов Сергей Васильевич, чиновник по особым поручениям по Охранному отделению.

Ой… Вот и охранка пожаловала. Да еще револьверы сразу нашла! Но если мы тут вдвоем и нет рядом жандармов в синих мундирах… Может, не все так плохо?

– Я все больше по медицине, знаете ли…

– Знаю! – с жаром произнес Зубатов, завернул разряженные револьверы в газету, ссыпал патроны в карман. – А знаете ли вы, сударь, что по установлению двадцать восемнадцать от шестого декабря восемьдесят второго года все медицинские работники обязаны сообщать в охранное отделение о подозрительных пациентах?

– Собирался! – Я приложил руку к груди. – Ей богу, собирался. Но тут у Пороховщикова леса обвалились, рабочие побились, покалечились. Закрутился, забыл.

– Что то слышал, – покивал Сергей Васильевич, внимательно на меня посмотрел. – Это хорошо, что мы этих ухарей быстро нашли и взяли, а натвори они чего? На вас бы грех повис!

Я промолчал. А о чем тут говорить? Завсегда власть требует от врачей стучать на подозрительные случаи в практике. Мой же случай был криминальнее некуда.

– На первый раз я закрою глаза на ваши вольности. – Зубатов погрозил мне пальцем.

Быстрый переход