– Нет, – уверенно ответил Емельян. – С самого начала мы договорились и все черновики в конце дня уничтожали. Так проще, чем шифровать.

– Журнал не оставлять нигде, – велел я. – Сами понимаете, малейшее подозрение – и изобретение украдут, даже думать не будут. Не наши, так немцы или французы. Теперь о том, что делать дальше…

– Евгений Александрович, – тихо сказал Слава, – у нас деньги кончаются.

– Какой же дурак, – хлопнул я себя по лбу. – Извините, ребята. Сейчас, одну секунду. Вот, сто рублей на опыты…

Я раскрыл бумажник, выложил на стол деньги. Банкноты разлетаются стремительно, но дело того стоит. Вложил рубль – получил десять.

– Да мы… – начал Антонов.

– Это для начала. Потому что пора переходить к опытам на животных. Лабораторных крыс и кроликов бесплатно не раздают. Надо делать следующий шаг и определять необходимую дозировку. Понимаете?

– Конечно, методика известная, – подтвердил Слава.

– И осторожность здесь должна быть максимальной! Руки обрабатывать, лицо защищать! С возбудителем холеры работу прекратить! Разработайте программу очередности, обсудим. И вот еще… Вы собирали мне деньги, я помню… двести одиннадцать рублей. Я вам очень благодарен, вы меня тогда сильно выручили, но сейчас я начал работать и могу их вернуть.

– Да вы что, Евгений Александрович, как можно?! – вскочил Емельян. – От чистого сердца ведь!

Я покрутил чашку с чаем, задумался. Нет, надо возвращать.

– Так и я от того самого места, поверьте, – вроде достаточно убедительно ответил я. – Я ведь не прошу раздать деньги жертвователям, получится, что попользовался и вернул. Довольно тех, кому нужна помощь. Не знаю, на съем жилья, питание. Может, сапоги кому нибудь не на что купить. Вам лучше знать. Уверен, у вас есть группа неравнодушных товарищей. – Я посмотрел на Винокурова, вспомнив, как он тогда чуть не на баррикады звал.

* * *

Что то в мозгу проскользнуло во время разговора со студентами, но так быстро, что я зафиксировать эту мысль не смог. Ну а потом – коньячок французский пятизвездочный, очень достойный и вкусный, застольные беседы, планы на будущее и прочие интересные вещи.

С ребятами я так плотно впервые пообщался. Антонов, конечно, на земле крепче стоит, и мысли у него более приземленные. Исполнитель, дисциплинированный и упорный. Такой будет ставить один эксперимент за другим, не обращая внимания на отрицательный результат. Скажут ему проверять вещество с нарастающей концентрацией шагом в одну десятую процента, он и будет методично выполнять задачу.

А Емельян – тот, конечно, мечтатель. Хотя думы о всеобщей справедливости удивительным образом сочетаются с личным интересом. Так что можно не опасаться, что он препарат сдуру решит выставить для всеобщего бесплатного использования. Ладно, кто в двадцать лет не был коммунистом… Надеюсь, мозгов у него хватит.

Разговаривали мы обо всяком, в том числе и о том, как проникнуть в виварий и что сделать, чтобы там все прошло спокойно и без сюрпризов. Выпили и разошлись. Лабораторный журнал, по договоренности, оставили у меня. Целее будет.

И только утром та самая мысль оформилась во что то толковое и вернулась. Я вспомнил, что встрепенулся на упоминании серной кислоты, а смотрел я на весьма выдающийся нос Славы. Сифилис, сера, пиротерапия. Пожалуй, куплю у Греции островов десять. И возле каждого яхту поставлю на всякий случай. Короче ста метров не предлагать. Потому что вот прямо сейчас можно стать баснословно богатым. Ротшильды в очередь стоять будут, чтобы ко мне в швейцары наняться. Или в горничные.

История простая. Кто то, уже не помню фамилию, после Первой мировой вроде придумал лечить сифилис малярией.