– Барин! – отвлек меня от разглядывания Вики Кузьма.

Моего слугу Елена Константиновна попросила в помощь, и я не смог ей отказать. Предложил даже профинансировать часть расходов на торжественный ужин, которым так хотела блеснуть перед обществом вдова. Но Вика передала мамину благодарность и отказ. Знал бы, что припрется прокурор… Да нет, все равно бы помог.

– Что тебе?

Я осмотрел слугу. А хорош! Подстрижен, бакенбарды укорочены, одет в черный фрак с манишкой. Плюс белые перчатки… Сразу десяток годков скинул.

– Тама вас пересадить хотят. Я видел, как ентот, – Кузьма кивнул на поющего прокурора, – рубль дал Гришке, чтобы, значица, он вашу карточку в конец стола сдвинул.

– Кто такой Гришка?

– Слуга вдовий.

Я задумался.

– Вот что. Дай переложить карточку, а потом, как все соберутся за стол, быстро верни ее обратно. Сможешь?

– Смогу. Сервировку еще не закончили.

* * *

Надо было видеть лицо Хрунова, когда началась рассадка за праздничный стол. Будто лимон съел. Даже Вика, с которой мы оказались рядом, тихо удивилась:

– Емельян Федорович чем то недоволен?

– «Друг мой прелестный» рассчитывал сидеть на моем месте, – сдал я прокурора с потрохами на ушко девушке. – Сунул рубль слуге, чтобы переложил карточку.

– Ах, как гадко! Но и ты, Евгений, тоже себя вел как бука. Разве трудно было спеть со мной пару романсов? Я живу музыкой, дышу ею!

– Вика, я воспитан в традициях гуманизма. Если я начну петь, это может привести к гибели особо чувствительных персон, а это претит моим убеждениям.

Девушка прыснула, закрыла рот веером. Ну вот, конфликт почти улажен. Впрочем, я свои вокальные данные не проверял: а вдруг я круче Собинова с Шаляпиным вместе взятых? Так я и ни одного романса до конца не знаю. Большей частью и вовсе только первую строчку.

Начались тосты, слуги принялись разносить блюда с разными деликатесами. Народ выпил, закусил, потом опять выпил. Все поглядывали на большие напольные часы. Они отсчитывали последние тридцать минут уходящего года.

– Господа! – внезапно слово взял Бобров. Он достал из внутреннего кармана газету, я увидел название – «Новая жизнь».

– Что же мы не чествуем нашего героя, Евгения Александровича? – Хирург потряс газетой. – Доктор Баталов был на разборе завала на Пречистенке! И спас срочной ампутацией жизнь рабочему. Я сам его осматривал в приемном покое. Это чудо, какая чистая операция, да еще в полевых условиях.

Все присутствующие – человек двадцать – разом посмотрели на меня. А Хрунов «съел второй лимон». Прямо песня!

– Господа, это был просто мой долг врача!

Газета пошла по рукам, мы выпили за клятву Гиппократа, потом – за русских врачей. В голове зашумело, я понял, что пора переходить на половину рюмки. Хоть водка и была тридцатиградусная, да и закусывал я плотно, опьянение постепенно накатывало. Весь вечер я контролировал каждый свой жест, слово, словно разведчик нелегал в чужой стране. Лишь бы не ляпнуть чего лишнего…

Наконец, часы исполнили двенадцать, гости начали желать друг другу счастливого Нового года.

– Я очень счастлива, что ты появился в моей жизни! – Вика нашла момент и прошептала мне на ухо поздравления.

Потом были еще тосты, новые песни у рояля. Мужчины сели играть в курительной комнате в карты, Елена Константиновна отловила меня у камина, начала выпытывать про успехи Вики во врачебном деле.