– …решил сократить ассигнования на кафедру и клинику. Безобразие!

Я понял, что тут мне ловить нечего. Но ошибся.

– Впрочем, подобный прожект считаю все таки полезным. Телефоны будут распространяться, сортировку можно начинать делать уже на подстанции… – Сеченов еще раз пролистал мою записку. – Очень толково составлено! И эта идея со стандартной укладкой… Откуда она?

– Я обратился к австрийским коллегам с письмом, – смутился я, поняв, что тут придется опять врать.

– Общество Мунди?

– Да. Ну и кое что сам придумал.

– Дельно, дельно! Кажется, в Северо Американских Штатах укладку применяли еще во время войны в шестидесятых… Так… – Иван Михайлович пересел за письменный стол, открыл чернильницу. – Я сейчас напишу записку Бубнову Сергею Федоровичу.

– А кто это?

– А вы не знаете? – Сеченов удивленно на меня посмотрел. – Это глава комиссии общественного здравия при московской городской думе. Все частнопрактикующие врачи в ее ведении. Без одобрения Бубнова ничего не получится.

Тут я чуть не выругался. С трудом сдержался. Ах, как красиво Назаренко меня на пять рублей развел. Оказывается, частные врачи вообще не подчиняются МВД, только государственные. Далеко пойдет!

– Что же касаемо финансирования… – Иван Михайлович задумался. – Тут я тоже могу помочь. Подрастрясти наших толстосумов вполне можно, знаю некоторых, которые могут дать денег. Кстати!

Сеченов промокнул записку пресс папье, подал ее мне:

– С одиннадцатого по семнадцатое число в Москве пройдет съезд русских естествоиспытателей и врачей. Я там в числе организаторов, запишу вас с докладом на шестнадцатое. Уж извольте рассказать коллегам о вашей скорой помощи!

– Продолжительность?

– Минут пятнадцать… Хватит?

– Для основных тезисов достаточно.

Ну что же… Дело, похоже, сдвинулось.

* * *

Отгремели праздники, наступили крещенские морозы. В приемном кабинете, несмотря на все разожженные печки, стоял натуральный дубак. Принимали пациентов, надев полушубки прямо на врачебные халаты. Да и посетителей было совсем мало – народ прятался по домам. А те, кто не прятался, очень быстро зарабатывали обморожения, которые лечились либо растираниями, либо, при второй стадии, вскрытием гнойных пузырей. Вот тут то и пригодились первые партии стрептоцида, что выдали студенты. Я использовал антисептик с условием, что могу записать данные пациента в лабораторный журнал, и человек готов сфотографировать свои пострадавшие ноги или руки в соседнем фотоателье. Так сказать, «по итогам лечения». Многие соглашались. Трое – железно. Мне для начала и того довольно.

Пока затишье, наверное, надо начать продвигать свои идеи, а то откладывать на завтра скоро в привычку войдет. Ведь кроме меня некому. Просто никто не знает. А у меня уже почти есть с чем идти к местной большой фарме. Вот только спросить у кого нибудь поддержку, обзавестись связями, чтобы меня не облапошили еще в приемной.

И за этими рассуждениями я убедил себя, что надо трудиться, а не ждать момента, когда о возможностях только в мемуарах останется написать.

Отправил Бестужевой с вечера местную эсэмэску под названием «записочка», за пятак мальчишка доставил: мол, будет ли удобно, если сегодня? И получил ответ тем же способом, что вполне себе да, ждут в течение дня.

И вот я собираюсь, Вика что то пишет, охраняя мой покой из приемной, и вдруг дверь хлопает. Неужели, соответствуя закону подлости, пациент? Оказалось, что наоборот, арендодатель. Встретил, поздоровался с Пороховщиковым. Ведь в этом году я его не видел еще.