— Поезд Андерса! Здорово! Здесь и сейчас!
С правой стороны паровоза на широкой, как подножка автомобиля, ступеньке торчала ручка в виде большой скобы. Дико ухмыляясь, разбрызгивая пену по подбородку, явно взбесившись, Волк ухватился за ручку и с легкостью вспрыгнул на ступеньку.
— Эй, а где старик? Волк! Где…
Джек поднял «Узи» и всадил пулю в левый глаз Волка.
Светящий оранжевый свет в глазах угас, подобно пламени свечи при сильном дуновении ветра.
Волк упал на спину со ступеньки, как человек, совершающий глупый и необдуманный прыжок в воду. С глухим стуком он грохнулся на землю.
— Джек. — Ричард дернул его, заставляя оглянуться. Выражение его лица было не менее диким, чем у Волка, только лицо исказилось в ужасе, а не радости. — Ты имел в виду моего отца? Мой отец замешан в этом?
— Ричард, ты мне доверяешь?
— Да, но…
— Тогда оставь это. Оставь это. Сейчас не время.
— Но…
— Бери автомат.
— Джек…
— Ричард, бери автомат.
Ричард наклонился и поднял «Узи».
— Ненавижу. Ненавижу автоматы, — вновь сказал он.
— Да, да я знаю, я и сам не особенно их жалую, Малыш-Риччи. Но наступил час расплаты.
Рельсы приближались к высокому частоколу стены. Из-за нее доносились ворчание и крики, возгласы одобрения, ритмическое покачивание, звук каблуков, четким ритмом стучащих о голую землю. Но были и другие звуки еще менее поддающиеся расшифровке. Весь этот непонятный набор звуков был для Джека шумом военных грез, караульное помещение и приближающуюся стену из частокола разделяла площадка шириной с полмили. И, если учесть, что там проходила эта ерунда, Джек сомневался, что кто-либо расслышал его единственный выстрел. Поезд, будучи электрическим, двигался почти бесшумно. Должно быть, преимущество внезапности по-прежнему оставалось на их стороне.
Рельсы исчезали под двойными закрытыми воротами в стене частокола. Джек видел, как сквозь грубо опоясанные бревна пробивался дневной свет.
— Джек, лучше притормози. — Теперь они были в ста пятидесяти ярдах от ворот. Из-за них доносилось пение хриплых голосов:
— Запевай, запевай, ЙОХХ! Раз, два! три, четыре! ЙОХХ!..
Джек снова подумал о людях-животных Герберта Уэллса и содрогнулся.
— Выбора нет, приятель, тараним ворота. У тебя еще хватит времени, чтобы нырнуть рыбкой.
— Джек, ты сошел с ума. Я знаю…
Сотня ярдов. Скрежет батареи. С шипением выпрыгивает искра. По обе стороны мимо них проносится голая земля. «Здесь пшеницы нет, — подумал Джек. — Если бы Ноэль Кауэрд писал пьесу о Моргане Слоуте, он бы назвал ее „Пагубный дух“».
— Джек, а что, если этот еле ползущий поезд сковырнется с рельс?
— Может быть и такое, — сказал Джек.
— Что, если он пробьет ворота, и тут рельсы закончатся?
— Нам хватит и одной, не так ли?
— Пятьдесят ярдов. Джек, ты действительно потерял рассудок.
— Может быть. Сними автомат с предохранителя, Ричард.
Ричард щелкнул предохранителем.
Топот… Ворчанье… Морган и ругающиеся люди… скрип… крики… нечеловеческий взрыв смеха, который заставил Ричарда нагнуться. И все это Джек прочитал в лице Ричарда. Явную решительность, и поэтому Джек с гордостью улыбнулся.
«Он будет стоять бок о бок со мной, собранный, рациональный Ричард. Или нет, он действительно будет стоять бок о бок со мной».
Двадцать пять ярдов. |