Вывод внушал надежду. Если власти так боятся кристаллов, значит, у камней есть применение…
— Этого парня звать Ханзард, — сообщил информатор. — Хочешь, я тебя с ним сведу?
— У меня нет суммы, которую он, скорее всего, запросит.
— У тебя есть корабль. Отличный корабль.
Вооз фыркнул.
— Какой мне прок от координат без корабля?
— Предоставь это мне.
Вооз проследил, как коротышка подходит к Ханзарду и наклоняется поговорить с ним. Ханзард взглянул на Вооза недоверчивым, хищным взглядом, но кивнул и снова уставился в столик.
Коротышка поманил его. Остальные поднялись, освободив Воозу место. Взгляд Ханзарда метнулся к нему, потом вернулся к игральным костям. Он улыбнулся своим мыслям.
— Говорят, у тебя хороший корабль. Как он называется?
— Это мой корабль; у него нет нужды в имени.
— Ну ладно…
Ханзард расчистил место на столе среди блоков игральных костей и полез в карман. Вытащил куб памяти и взвесил его на ладони.
— У меня таких было четыре. Осталось два. Я за них дорого заплатил и хотел бы получить прибыль, но это не принципиально. Пусть решают боги.
— Это нормальная бизнес-практика.
— Ты прав. Но я игрок. Банк плюс банк — или ничего. Один бросок. Если ты выиграешь, координаты достанутся тебе, и ты сохранишь свой корабль. Если выиграю я, то заберу твой корабль. Впрочем, координатами воспользоваться ты в этом случае все равно не сумеешь.
— Надо полагать, не сумею, — согласился Вооз. Идея поставить корабль на кон его слегка позабавила. Он с самого начала подозревал неладное, а теперь и корабль подтвердил его догадку по лучу с космодрома.
Он мошенник; кости утяжеленные, сказал корабль. И: А то, что он предлагает, не имеет ценности.
Ханзард был не просто мошенник, а глупый мошенник. Он громоздил блеф на блеф, умножая свои риски.
— Ты переигрываешь сам себя, — вслух проговорил Вооз. — Хорошая афера не нуждается в страховании рисков.
Он встал и вышел из ресторана. В переулке его догнало официальное объявление. ВСЕМ ГРАЖДАНАМ НАСТОЯТЕЛЬНО РЕКОМЕНДУЕТСЯ… Прохожие останавливались, поднимали головы к мерцающим символам, желая четче разглядеть новостную ленту, потом невозмутимо возобновляли движение.
В мозгу Вооза сложилась целостная картина. Уайлдхарт кишел дилерами, предлагающими поддельные координаты. А настоящие? У скольких они есть? У полудюжины? У двух или трех? Или только у одного?
Он больше не сомневался, что новость о правительственном крейсере подлинная. В противном случае интерес к координатам не был бы так велик.
Похоже, трудности только начинаются.
Ромри и позабыл, как своеобразны окраинные миры. В империях прошлого распад начинался из центра, в эконосфере же гнилостные процессы, по впечатлению, зарождались на периферии, в почти неконтролируемом беззаконии, и постепенно проедали себе дорогу к центру через ткань моральности.
Девушка сняла его в ресторане, в вечер прилета. Кухня заведения предлагала прянокраба, блюдо, запрещенное на многих более консервативных мирах: мясо этого животного содержало производные L-дофамина и α-андростенола. Ромри не считался с затратами; после прибытия на Сарсус он впал в эйфорию и стремился к новым ощущениям.
Но девушка, которую звали Мэйси, стремилась к тому, что он счел чересчур новомодным. Конечно, нельзя было списывать со счетов α-андростенол (потому-то она к нему и приблудилась: феромоны ее возбудили). Однако позднее, в съемной комнате, даже L-дофамин не сумел его настроить на то, чего она от него потребовала. Ей хотелось, чтоб он ее убил.
Ромри никогда еще ни в чем подобном не участвовал. Идея сексуального убийства возмущала его. |