Изменить размер шрифта - +
У меня больше нет ни творческого  воображения,  ни  любви  к
природе, и  книги  противны  мне.  Когда  мы  потеряли  себя,  все  для  нас
потеряно... Право же, иногда мне хочется быть поденщиком, чтобы, проснувшись
утром, иметь на предстоящий день хоть какую-то  цель,  стремление,  надежду.
Часто, глядя, как Альберт сидит,  зарывшись  по  уши  в  деловые  бумаги,  я
завидую ему и, кажется, был бы рад поменяться с ним. Сколько раз уж  было  у
меня поползновение написать тебе и министру и ходатайствовать  о  месте  при
посольстве, в чем, по твоим уверениям, мне не было бы отказано. Я  и  сам  в
этом уверен: министр с давних пор ко мне расположен и давно  уже  настаивал,
чтобы я занимался каким-нибудь делом!  Я  ношусь  с  этой  мыслью  некоторое
время. А потом, как подумаю хорошенько да вспомню  басню  о  коне,  который,
прискучив свободой, добровольно дал себя оседлать и загнать до полусмерти, -
тут уж я совсем не знаю, как быть! Милый друг, что,  если  только  тягостная
душевная тревога вынуждает меня жаждать перемен и все  равно  повсюду  будет
преследовать меня?

     28 августа

     Без сомнения, будь моя болезнь  исцелима,  только  эти  люди  могли  бы
вылечить ее. Сегодня день моего рождения. Рано утром я получаю сверточек  от
Альберта. Раскрываю его и  прежде  всего  нахожу  один  из  розовых  бантов,
которые были на Лотте, когда мы познакомились, и которые я не раз  просил  у
нее. К этому  были  приложены  две  книжечки  в  двенадцатую  долю  листа  -
маленький Гомер в ветштейновском издании, которое я давно  искал,  чтобы  не
таскать с собой на прогулку эрнестовские фолианты. Видишь, как они угадывают
мои желания и спешат оказать мелкие дружеские услуги,  в  тысячу  раз  более
ценные, нежели пышные дары, которые тешат тщеславие даятеля и унижают нас. Я
без конца целую этот бант, вдыхая воспоминание о счастье, которым  наполнили
меня те недолгие, блаженные, невозвратимые дни. Так уж водится, Вильгельм, и
я не ропщу; цветы жизни одна лишь видимость. Сколько  из  них  облетает,  не
оставив следа! Плоды дают лишь немногие, и еще меньше созревает этих плодов!
А все-таки их бывает достаточно, и что же... брат мой,  неужто  мы  презрим,
оставим без внимания зрелые плоды, дадим им сгнить, не вкусив их!
     Прощай! Лето великолепное! Часто я взбираюсь на деревья в плодовом саду
у Лотты и длинным шестом снимаю с верхушки спелые груши, а Лотта стоит внизу
и принимает их у меня.

     30 августа

     Несчастный! Ужели я так глуп? Ужели продолжаю обманывать себя?  К  чему
приведет эта буйная, буйная страсть? Я молюсь ей одной, воображение вызывает
передо мной лишь  ее  образ,  все  на  свете  существует  для  меня  лишь  в
соединении с ней. Сколько счастливых минут при этом переживаю я, но в  конце
концов мне приходится покидать ее! Ах, Вильгельм!  Если  бы  ты  знал,  куда
порой влечет меня сердце!
     Когда я посижу у нее часа два-три, наслаждаясь  ее  красотой,  грацией,
чудесным  смыслом  ее  слов,  чувства  мои  мало-помалу  достигают   высшего
напряжения, в глазах темнеет, я почти не слышу,  что-то  сжимает  мне  горло
убийственной хваткой, а сердце болезненными  ударами  стремится  дать  выход
чувствам и лишь усиливает их смятение, - Вильгельм,  в  такие  минуты  я  не
помню себя.
Быстрый переход