24 декабря
Посланник сильно досаждает мне; я этого ожидал. Такого педантичного
дурака еще не видел мир. Все он делает строго по порядку, придирчив, как
старая дева, и вечно недоволен собой, а потому и на него ничем не угодишь. У
меня работа спорится, и пишу я сразу набело. А он способен возвратить мне
бумагу и сказать: "Недурно, но просмотрите-ка еще раз, - всегда можно найти
более удачное выражение и более правильный оборот". Тут уж я прихожу в
бешенство. Ни одного "и", ни одного союза он тебе не уступит и яро
ополчается против инверсий, которые нет-нет да проскользнут у меня. Фразу
ему надо строить на строго определенный лад, иначе он ничего не поймет. Горе
иметь дело с таким человеком! Единственное мое утешение-дружба графа К. На
днях он вполне откровенно высказал мне свое недовольство медлительностью и
педантством моего посланника. "Такие люди только осложняют жизнь себе и
другим. Но ничего не поделаешь, - добавил он. - Приходится мириться, как
путешественнику, которому надо перевалить через гору: не будь горы, дорога
была бы много удобнее и короче, но раз она есть, необходимо одолеть ее!"
Старик мой чует, что граф оказывает мне предпочтение перед ним, и это
его злит; он пользуется любым случаем дурно отозваться при мне о графе: я,
разумеется, не даю ему спуску, отчего положение только осложняется. Вчера я
окончательно возмутился, потому что он попутно затронул и меня самого. Для
светского обихода граф, мол, вполне на месте: и работает с легкостью, и
пером владеет бойко, но с глубокой ученостью он не отличается, как и все
литераторы. Выражение его лица при этом ясно говорило: "Ловко я тебя
поддел?" Но меня это ничуть не тронуло; я презираю людей, которые могут так
думать и так себя вести. Я дал ему довольно резкий отпор, сказав, что граф
заслуживает всяческого уважения как по своему характеру, так и своим
познаниям. "Мне не доводилось видеть человека, - сказал я, - которому
посчастливилось бы в такой степени расширить свой кругозор, распространить
свою любознательность на разнообразнейшие предметы и остаться столь же
деятельным в повседневной жизни". Для мозгов старика это была китайская
грамота, и я поспешил откланяться, чтобы окончательно не выйти из себя от
какого-нибудь нового абсурда.
И в этом повинны вы все, из-за ваших уговоров и разглагольствований о
пользе труда впрягся я в это ярмо! Труд! Да тот, кто сажает картофель и
возит в город зерно на продажу, делает куда больше меня; если я не прав, я
готов еще десять лет проработать на галере, к которой прикован сейчас.
А это блистательное убожество, а скука в обществе мерзких людишек,
кишащих вокруг! Какая борьба мелких честолюбий; все только и смотрят, только
и следят, как бы обскакать друг друга хотя бы на полшага; дряннейшие и
подлейшие страсти в самом неприкрытом виде. |