Теперь мне хотя бы стало ясно, почему Вайленд не очень сильно возражал против моего пребывания в батискафе в одиночку. Если бы я сумел, заполнив водой входную камеру и раскачав батискаф, запустить двигатели, то смог бы оторваться от резинового уплотнения и уплыть в батискафе на свободу, но с тяжелым тросом, крепившим батискаф к опоре Х‑13, я далеко бы не ушел. Вайленд мог быть пустозвоном в одежде, манерах и речах, но в делах он был весьма неглуп.

Кроме приборов в кабине имелось три обтянутых брезентом стула и полка с различной фотоаппаратурой и лампами заливающего света.

Первый осмотр кабины не занял много времени. Прежде всего мое внимание привлек микрофон около одного из стульев. Вайленду явно хотелось знать, работаю ли я на самом деле. Ему ничего не стоило перебросить концы так, чтобы при выключенном микрофоне он работал. Но я переоценил Вайленда: с проводкой все было в порядке.

В следующие пять минут я проверил все оборудование, кроме рычагов управления двигателями – сумей я запустить их, любой человек, ждущий внутри опоры, сразу же почувствует это по вибрации.

После этого я открыл корпус самой большой распределительной коробки, выдернул около двадцати разноцветных проводов из гнезд и оставил их висеть в страшном беспорядке. К одному проводу я подсоединил вывод мегометра, затем снял крышки с двух других распределительных и предохранительных коробок и высыпал почти все инструменты на маленькую рабочую скамейку.

Получилась весьма убедительная картина напряженного труда.

Я не мог вытянуться во весь рост на узком дощатом настиле, но это было неважно. Я не спал всю ночь, через многое прошел за последние двенадцать часов и очень устал, так что в любом случае должен был заснуть.

И заснул. Последнее, о чем я подумал, прежде чем вырубился: море и ветер не на шутку разгулялись. На глубине свыше ста футов волнения моря почти или совсем не чувствуется, но батискаф явно покачивался, хотя и слабо. Это покачивание и усыпило меня.

Когда я проснулся, часы показывали половину третьего. На меня это не было похоже – обычно мой внутренний будильник поднимал меня точно в назначенное время. На этот раз он подвел меня – и неудивительно: голова страшно болела, а в кабине нечем было дышать. Я допустил ошибку, проявив небрежность, и поспешил исправить ее, включив на максимальную мощность поглотитель углекислого газа. Минут через пять, когда в голове начало проясняться, я включил микрофон и попросил открыть люк в полу опоры.

Сибэтти спустился, помог мне выбраться из батискафа, и через три минуты я уже стоял в маленьком стальном помещении наверху.

– Припозднился ты, – раздраженно бросил мне Вайленд. Кроме него и Сибэтти, который закрыл за мной дверь, здесь уже был и Ройал – второй рейс вертолета закончился удачно.

– Вы же хотите, чтобы эта проклятая штука когда‑нибудь заработала? так же раздраженно ответил я. – Я здесь не забавы ради, Вайленд.

– Это точно. – Матерый уголовник, он не любил настраивать против себя без надобности. Он пристально посмотрел на меня:

– С тобой что‑то случилось?

– Случилось то, что я четыре часа кряду работал в тесном гробу, кисло ответил я. – Да еще очиститель воздуха был плохо отрегулирован. Но сейчас все в порядке.

– Есть какой‑нибудь прогресс?

– Очень небольшой, черт возьми. – Я поднял руку, заметив, что его брови поползли вверх, а лицо потемнело от злости. – Это не из‑за недостатка прилежания. Я проверил каждый контакт и каждую электрическую цепь и лишь двадцать минут назад начал понимать, в чем дело.