— Это неправда!

— Правда, Игорь Анатольевич, правда, — сказал Мазин тихо.

— Откуда вы знаете? — спросил Рождественский тоже негромко.

— Около двенадцати ночи вашу машину видели возле дома, причем не на стоянке, а возле автобусной остановки, в стороне.

Удивительно, но Мазину показалось, что Рождественский обрадовался:

— Но меня-то не видели!

Мазин подумал:

— Нет.

— И не могли видеть, потому что я был здесь.

— Тут имеется небольшая неувязка, вы правы, но ведь на машине нетрудно создать видимость совпадения сроков. Каких-нибудь пятнадцать минут — и вы там. Еще пятнадцать — и вы здесь.

— Остроумно. Если вы только не выдумали насчет машины.

— Нет, не выдумал.

— А кто ее видел?

— Машину видел квартирант вашего сторожа. Прокофьича.

— Я с ним не знаком.

— Возможно, но он узнал чертика.

— И только?

— Деталь характерная.

— И, по-вашему, это может считаться доказательством? Меня он не видел, номера машины не знает… Ведь не знает?

— Не знает…

— Тем более! Ему показался знакомым чертик. Я, разумеется, не эрудит в юридических науках, но, по-моему, это слабовато.

— Очень, — согласился Мазин. — Если еще добавить, что он был не вполне трезв, то вы имеете полное право отвести такого свидетеля…

— Еще бы!

— …Хотя он и сказал правду.

Рождественский разливал остатки коньяка. Рука его чуть дрогнула, и Мазин услышал, как стукнуло горлышко графинчика о край рюмки. Рождественский улыбнулся через силу:

— Вы в самом деле опытный следователь. Не хотел бы я попасть к вам на допрос всерьез.

Мазин поклонился:

— Еще раз спасибо. Однако я говорю почти серьезно.

— Вы поверили пьянице?

— Он, между прочим, офицер Советской Армии.

— Мундир? Слово чести?

— Не иронизируйте. Дело не только в этом офицере. Я бы мог ему не поверить. Но, на вашу беду, на машину обратил внимание милицейский патруль. Правил она не нарушила, однако стояла без хозяина ночью, и они записали на всякий случай номер.

— Показаний своих сотрудников можно набрать сколько угодно!

— Не будем спорить, Игорь Анатольевич. Давайте лучше выпьем за ваше алиби!

— Ну и странный же вы человек. Как любит говорить мой почтенный родитель, большой оригинал.

Рождественский поднял свою рюмку, но не выпил, а поставил снова на стол.

— Пейте, пейте, не нервничайте. Мы только беседуем, обмениваемся мыслями. Вы сообщили мне много интересного. Не мог же я остаться в долгу.

— Скажите все-таки, сколько процентов серьезного в нашем разговоре?

— Почему вы нервничаете? У вас же есть алиби.

— Да, есть. И могу сказать вам с серьезностью в сто процентов, что я не убивал Тихомирова, хотя этого подонка и стоило выкинуть в форточку. Вместо меня это сделал господь бог!

— А вы в это время разыскивали коньячок по городу?

— Совершенно верно.

— Так сказать, разделение труда? — усмехнулся Мазин. — Вот что значит воспитание! Но неужели вы не могли преодолеть себя? Разозлиться и толкнуть? А?

Рождественский глотнул коньяк залпом:

— Да-а… Теперь я начинаю понимать, что значит попасть к вам в лапы. Ведь это хуже любого костоломства, если тебе не верят вопреки очевидным фактам!

— Ну, не скажите. Именно факты и подавляют. Понимаете, я бы охотно вам поверил, но это мне абсолютно ничего не дает.

— Не понимаю, — признался Игорь.

— Одна задача подменяется другой — и только.